В Тбилиси сын окончил четыре класса, а затем мужа опять перевели в Армению. В этот раз мы попали в высокогорный район. В город Ленинакан, сейчас он называется – Гюмри. Сначала учился в одной школе, классы в которой были катастрофически переполнены. В них было по пятьдесят с лишним человек. Дети сидели по трое на одной парте, пытались как-то писать, отчаянно мешая друг другу. Учителя явно не справлялись с таким количеством учеников. К доске вызывались только пару раз в четверти, и это в лучшем случае, и по этим отметкам выставлялась четвертная оценка. Успеваемость сына круто пошла вниз. Мы приняли решение перевести ребенка в другую школу с нормальным количеством детей в классах. И все сразу же нормализовалось. Наш мальчик опять был в первых рядах.

Так бы он и закончил эту школу, если бы не трагические события. Дело в том, что 7 декабря 1988 года этой школы просто не стало. В этот день она прекратила свое существование после первого же толчка страшного 10 бального землетрясения. Весь мир знает его, как Спитакско-Ленинаканское землетрясение. Мой сынок в одну минуту оказался под руинами трехэтажной школы, где и пролежал 14 часов обездвиженный, так как был запрессован в бетонную плиту, что упала на его ногу, и лежал головой на животе умершей девочки. Но и в такой страшной ситуации мой мальчик не растерялся. Он докричался до детей, попавших в такой же вот капкан. Каждый, до кого он докричался, назвал свою фамилию и класс. Так что, когда прибыли военные расчищать завалы школы, он оказал им информационную помощь.

Звуки хорошо были слышны среди развалин. И родители, все время стоявшие у обрушившейся школы, были просто счастливы услышать, что их дети живы. Так и мы узнали, что наш сынок живой. Кстати, на самом верху завала лежало личное дело нашего мальчика. Это был добрый знак. Когда глубокой ночью чудом удалось его вытащить из-под завала, мы узнали, что дорога каждая минута для спасения его жизни. Хирурги, которые его осмотрели в палатке, приспособленной под операционную (госпиталь был разрушен), поставили диагноз: синдром длительного сдавливания и как результат этого – острая почечная недостаточность, шок и гангрена левой ноги. Вся левая нога была фиолетового цвета. Нас срочно эвакуировали военным вертолетом в Ереван.

И началась борьба за его жизнь. Мой пятнадцатилетний ребенок держался исключительно мужественно, о его выдержке и терпении врачи рассказывали друг другу. Два раза был «на волоске» от непоправимого: клиническая смерть во время операции и отек легких, спустя неделю. Но, он точно нужен был на этом свете и, полагаю, не только нам, – родителям, а более могущественным Силам. Мой мальчишка лишь скрипел зубами от боли во время страшных перевязок ноги, которую с трех сторон разрезали до кости. Это, так называемые «лампасные» разрезы от бедра до голеностопа, с помощью которых талантливые хирурги и сохранили ему жизнь. Он только просил все время пить и просил только ледяную воду. Опытнейшие операционные сестры падали в обморок при этих перевязках, а мой парень все выдержал без единого стона.

После месячного пребывания в Ереванском институте хирургии печени, который принял большое количество пострадавших в землетрясении, Славу выписали. Мы решили долечивать его в Одессе, где жила его бабушка. На носилках внесли его в самолет. Там два пассажира уступили свои места, чтоб носилки поместились. Спинки кресел опустили и смогли устроить как-то мальчика. Сами же добрые люди сели прямо на пол и сидели так целый рейс. С нами в качестве сопровождающего был военный медик. Но, все равно не обошлось без сюрпризов. Был январь, в самолете сильно включили обогрев, и у Славы резко поднялось давление. Ему стало плохо с сердцем. Я настояла, чтобы врач попросил капитана воздушного судна максимально уменьшить температуру в самолете, очень боялась, что опять возникнет сосудисто-сердечная недостаточность и, что опять начнется отек легких. Его и в институте-то с трудом удалось купировать большим медицинским светилам. Капитан судна сразу же пошел навстречу моей просьбе и, извинившись перед пассажирами, объяснив ситуацию, понизил температуру в салоне. Я всем им очень благодарна за понимание – и экипажу, и пассажирам. Славику сразу стало легче. Угроза миновала. В аэропорту нас встречали сразу две скорых помощи. Одну вызвал борт, вторую Славины дядя и тетя, встречавшие нас в аэропорту.