Оказывается, за годы жизни в квартире такое количество ненужного собирается! Просто освобождение какое-то произошло. Виктор разбирал свою комнату и антресоли – такие закуточки под потолком были, наверное, во всех советских квартирах, где пространства катастрофически не хватало, и хваткие граждане проявляли инженерную смекалку. Антресоли были у всех разные, чаще над коридором. У кого-то просто полка, кто-то дверцы мастерил, а кто-то по всей квартире их делал, даже в микроскопическом санузле – зачем такой потолок высокий? Раз – и туда антресоль! Витин папа не отставал от других в этом антресольном поветрии. У них в квартире эти хранилища имелись, и не в одном месте. Вообще, антресоли – это удивительное место, как чёрная дыра. Туда складываешь что-то очень ценное и нужное со словами «обязательно пригодится», а вытаскиваешь совершенно бесполезное и совсем ненужное. Удивительное рядом!

Виктор на антресоли в своей комнате обнаружил давно забытые инструменты для резьбы по дереву. Вытащил старый дипломат – отец ему отдал своё сокровище, когда оно поизносилось и стало неактуальным, – так в нём всё и хранилось, путешествовало с хозяином по городу. Когда у девушек жил и квартиру снимал, всегда с собой брал – думал повырезать на досуге, а досуга-то и не было. Сохраняя спокойствие, Виктор отщёлкнул замки, ощутив холодный металл окантовки дипломата. Изнутри пахнуло деревом. Это непередаваемый запах – кто работает с деревом, тот знает. Всё лежало на своих местах. Со дна чемоданчика на него грустно смотрел Перевёртыш.

– Да, давненько мы с тобой не виделись, дружок! – Витя взял игрушку в руку и аккуратно свёл концы палочек вместе, загадав, что Перевёртыш успеет от его усилия доползти до верха и обернуться к нему лицом с улыбкой, а не печальной гримасой.

Раз переворот, два, три, и… не хватило чуть-чуть. Человечек рухнул вниз, взирая на Витю глазами, полными вселенской печали.

– Понимаю тебя, дружок, не до радостей нам с тобой сейчас. Но ничего, всё наладится.

Он заметил лежащую в дипломате недорезанную им когда-то птичку. Отложил в сторону вещи, которые спустил с антресолей и собирался разобрать, сел поудобнее, поточил свой ножик и стал работать, доделывая то, что отложил когда-то. Не заметил, как увлёкся. Наступила глубокая ночь, на столе стояла законченная птичка с резным хвостиком и филигранно прорисованными пёрышками крыльев.

«Помнят руки, – с удивлением подумал Виктор. – Надо будет в школу зайти, посмотреть, как они там… Столько лет прошло, наверное, всё изменилось».

На следующий день, возвращаясь после очередного посещения банка, и правда, зашёл в школу – благо по пути. Входил с дрожью в коленях и холодком в области сердца. Школа, конечно, изменилась, хотя в чём-то осталась прежней. Хороший современный ремонт, новая мебель.

На первом этаже, при входе, на стене висели большие стеклянные витрины с достижениями учеников школы – и там, среди кубков и конкурсных работ, он увидел своих птичек и копию Перевёртыша рядом со своим фото. Вот это да! Неожиданно. Он думал, что в школе его никто не помнит, ведь он был совсем обычным сереньким Витей. А тут такое! Здорово!

С замиранием сердца спустился в полуподвал – всё те же три стёртые ступеньки – там по-прежнему располагалась столярная мастерская. В ней почти ничего не изменилось – та же дверь, обитая дерматином, и запах свежеструганного дерева. Он потянул дверь на себя, увидев, что там горит свет, зашёл внутрь и заметил знакомый силуэт – к нему спиной сидел Павел Петрович и что-то привычно вырезал из дерева. Витя замер на пороге, совсем не ожидая увидеть учителя. Когда он был школьником, ему казалось, что Павел Петрович старый совсем, а сейчас, с высоты собственного возраста, он понял, что тогда учитель был примерно ровесником его сегодняшнего.