– Что тебе нужно? – прямо спросил Франц. Астрид театрально вздохнула и вся прежняя веселость мигом исчезла с ее лица, хотя в этом образе все равно было крайне сложно воспринимать ее всерьез. Как будто в его дом забралась девчонка-подросток, поклонница печально известного романа Набокова, выбравшая соседа по кварталу объектом хищных проявлений своей юной сексуальности.

Нужно было отдать должное ее умению перевоплощаться почти до неузнаваемости. И дело было даже не в частых сменах имен, фамилий или имиджа. Надевая на себя новую личность, словно какой-то предмет гардероба, Астрид обзаводилась новым набором повадок, привычек и даже мимики. Из нее бы вышла отличная актриса, и Францу временами было искренне жаль, что кинопробам и построению карьеры, которая была только удачным прикрытием, она все-таки предпочитала убийства.

– Не поверишь, но я здесь с благими намерениями, – заявила девушка, – спасать твою шкуру. Кое-кто очень хочет тебя найти. И вряд ли для дружеской беседы.

– Как мило, – хмыкнул мужчина, – но ты не думала, что я справлюсь сам?

– Я не исключала такой возможности, – призналась Астрид и взглядом указала на ряд фотографий на каминной полке, – но не хочется, чтобы пострадали невинные люди. Это твой сын?

Францу нестерпимо захотелось придушить свою гостью хотя бы только за то, что она посмела заговорить о Генри. За то, что ей хватило наглости и цинизма заявиться сюда, и теперь еще и пытаться манипулировать им посредством упоминаний его близких.

– Нет, – нехотя признался он, с неудовольствием признавая, что теперь он словно оправдывается перед ней, – это ребенок моей жены, но…

– Да брось. Злишься, что я спросила, – оборвала его Астрид, грациозно поднялась с кресла и сделала шаг навстречу мужчине, – но он интересоваться не будет. Решит, что мальчишка – такое же отродье. Он не успокоится, пока не уничтожит всех.

Франц тяжело вздохнул и попятился назад, расширяя границы своего личного пространства, в которые эта чертовка посмела вторгнуться без малейшей тени смущения. С каждым ее шагом границы эти становились все более и более эфемерными.

Она по-прежнему имела над всеми его органами чувств слишком сильную власть и до мужчины уже успел донестись приторный, но ядовитый аромат ее парфюма. Неизменный за сорок лет. Столько лиц, столько масок и один запах. Он бы посмеялся, представляя, как Астрид мечется по всем блошиным рынкам мира, чтобы добыть хоть каплю своих любимых духов, давно снятых с производства, если бы ситуация позволяла.

Он запустил руки в волосы и помассировал кожу головы, пытаясь всеми этими нехитрыми манипуляциями хоть немного унять нарастающую боль в висках.

– Я разберусь, – сухо сказал мужчина, наконец-то собравшись для этого с силами, – спасибо за заботу, но… убирайся.

Астрид недовольно цокнула языком.

– Какой же ты эгоист, дорогой, – осудила она своего собеседника и кивком головы указала на фотографии беззаботной семьи на полках, – хочешь втянуть их в этот кошмар, только потому, что тебе так удобно? Тебе на самом деле плевать на них, верно? Они – только часть картинки, которую ты себе нарисовал, в которой нет ни капли правды. Люди ведь также недолговечны как и вещи? Так что, в сущности, нет никакой разницы между твоей женой, пасынком и вот этим диваном из Икеи, – девушка со злостью пнула ни в чем не повинный предмет мебели. Язык ее тела кричал о приближающейся истерике и неясными оставались только ее причины. Астрид даже полвека спустя оставалась крайне загадочной особой. Франц невольно представил ее на кушетке в кабинете доктора Якоби.