Аня смутилась, но старалась не подавать вида.

– Во-первых, ты даже не представляешь, сколько мне лет, просто я хорошо сохранился, а расцвет сил, как ты выразилась, дела давно минувших дней. Во-вторых, если уж до конца быть откровенным, я не тибетский монах и человеческое жильё здесь не за горами, а в пределах досягаемости.

Аня поднялась и медленно вышла из комнаты. Около часа она гуляла вдоль реки, бросала плоские камешки, смотрела на воду и думала. Что она себе возомнила! Внутри нарастала ужасающая пустота, пропасть, на краю которой оказалась девушка, всё больше углублялась и расширялась. Аня решила вернуться, только когда увидела невдалеке подвесной мост, хлипкий, шатающийся на ветру, но явно способный выдержать одну отдельно взятую особу.

Когда она зашла в комнату, Борис спал, мирно посапывая.

– Как на улице, не холодно? – услышала девушка и, резко обернувшись, пронзительным взглядом уставилась на Бориса.

– Можно, я здесь останусь?

– Конечно, дочка.

– Почему дочка?

– Потому что я привязался к тебе, потому что вижу в тебе доброго, умного, порядочного человечка, потому что всегда хотел иметь дочь. Только сначала тебе необходимо защититься, наладить жизнь, а на следующее лето приезжай опять сюда, здесь всегда найдётся чему поучиться молодому кандидату наук.

– Но я хочу быть с тобой… папочка.

– Ты пока сама толком не знаешь, чего хочешь. Всё в мире познаётся в сравнении. И потом, ты должна закончить аспирантуру, стать учёным, найти свою дорогу в жизни, выбрать себе попутчика. Я же не просто ради красного словца назвал тебя дочкой. Я буду помогать тебе во всём, а в ближайшее время – с диссертацией. У тебя будет отличная работа, которой я тоже смогу гордиться. А приехать ты сможешь в любое время, я всегда тебе буду рад. Не спеши с ответом, сперва подумай, о чём я сказал, так будет лучше, поверь мне. И давай не будем возвращаться к этой теме.

– Хорошо. Пора опять заняться перевязками. Я подумаю. Только ответь, ты часто бываешь в посёлке?

– Только по необходимости.

Оставшиеся дни они плотно занимались Аниной работой. Борис внимательно читал, делал пометки и замечания, а потом до хрипоты обсуждали спорные вопросы и защищаемые положения.

Через два дня они уже ходили гулять, навещали Бэмби, аккуратно играли с Михой, подолгу сидели на берегу реки.

Это было самое счастливое время в её жизни.

Прощаясь, уже в посёлке, Аня сказала:

– Мне очень будет вас не хватать, особенно Михи. Но я справлюсь. Ты только пиши мне, ладно?

А в вертолёте девушка расплакалась, горько, безутешно, навзрыд.

Письма приходили редко, но зато толстые и очень содержательные. Как любящий родственник Борис Михайлович подробно описывал красоты природы, бытовые мелочи, выходки Михи, как мудрый наставник рассуждал о важных краеугольных проблемах материальной и духовной жизни, как добровольный научный руководитель давал практические и научные советы. Аню сначала немного даже раздражали отточенный слог, правильный образный язык, лёгкий юмор его писем, она жаждала простоты, душевности, непосредственности, искала чувства, пытаясь читать между строк, и иногда даже всхлипывала, особенно над обращением – доченька. Но для себя твёрдо решила выбрать аналогичную линию поведения. Её письма тоже были лишены сентиментальности: строгие, деловые, но лаконичные. Одну лишь вольность позволяла себе каждый раз, узнавала: «Как поживает посёлок?»

В середине весны пришёл пространный отзыв на кандидатскую диссертацию. И тут она не выдержала, задала давно вынашиваемый вопрос: «Можно, я летом приеду с женихом?»

Ответ пришёл в виде поздравительной телеграммы: «Искренне рад. Жду нетерпением».