Я:

– Получается, если человек богатый, то он априори стоит на начальных ступенях развития?

Учитель:

– Ну, в общем и целом, и чаще всего – да. Но только если ему всё это далось с лёгкостью или везением. Естественно, бывает уйма исключений – вот, опять же, если он к повышению своего достатка прикладывает очень большие усилия. Заработавших очень много денег только своим умом, талантом и колоссальным трудолюбием не так много в общей массе, однако они, естественно, есть. Правда, такие люди, как правило, теряют в чём-то другом, например, в личной жизни.

Я:

– Как-то это максималистично выглядит. Бедный – хорошо, богатый – плохо.

Учитель:

– Нет, всё не так, это было бы слишком просто. Ты не с той стороны начал. – Учитель усмехнулся. – Тенденция здесь такая: главная задача системы – генерировать серьёзные испытания, несчастья, препятствия и уравновешивать их. И дело не в богатстве, а именно в них. Просто бедному легче встретить на пути тяжёлые испытания и пройти их с достоинством, хотя и на богатого бывает «проруха», например, пожертвовать все свои деньги для кого-то. Ну а сама регуляция сих испытаний ведётся по основным критериям – этаким «китам». Грубо говоря, из материальных критериев это: богатство, карьера, известность, здоровье, внешность… Из духовных: доброта, ум, везенье в любви, в дружбе, кому-то – в творчестве… Но это уже другая история, сейчас поясню…………………………………….……………………………

………………………………………………………………………………….

Я:

– Я понял. Скажите, а кто же такая эта Люсинда? Неужели у идиота Толяна есть женщина, которая его любит?

Учитель:

– Что ж, нет ничего проще. Смотри.

Тут же у меня, будто бы в голове, запиликал телефон. Я завертелся, но быстро понял, что эти четыре визглявые ноты раздаются из мобильника Толяна.

– Слоник, заедь за мной, я в салоне «У Глаши», у моего стилиста. Уже два часа торчу. Мне твоя помощь нужна, тут проблемы, – капризным тоном сообщил женский голос на другой стороне трубки.

BMW Толяна остановился возле большого дома девятнадцатого века постройки в стиле барокко. Правда, дома эти уже давно не воспринимались, как памятник, ведь от первого до последнего этажа они были забиты офисами, салонами, ресторанами. Вот и здесь над тяжёлой дубовой парадной дверью красовалось неоновое табло «У Глаши». Толян вышел из машины и вразвалочку зашёл внутрь. Перед его взором предстал шикарный интерьер, сверкающий зеркалами и металлом. В середине зала висела бронзовая антикварная люстра, на которой сияли никак не меньше пары-тройки десятков ламп в подсвечниках. По периметру стояли кожаные кресла, поверх которых торчали, в основном, прелестные девичьи головы.

– Люська! – гаркнул Толян.

А вот и Люсинда. Девушка, сидевшая перед маникюршей, резко обернулась всем телом на крик Толяна, показав себя сразу во всей красе, и общая картина стала намного понятнее. Косточки на лице как будто были искусственно обтянуты белой нежной кожей без признака морщин. И вся эта искусно сделанная конструкция сводилась к своей высшей точке – огромным, как два валика, накачанным губам, оставляя маленьким, чуть заметным ушкам с малюсенькими мочками совсем немного кожи. И без того большущие глаза были накрашены так, что увеличивали визуальный эффект чуть ли не вдвое. А ещё сей эффект отлично подчёркивали пустота и кошачья наивность. В принципе её черты были действительно совершенны, если забыть о полном отсутствии глубины, хотя и совершенство это чрезмерное, гипертрофированное. Однако всё это можно было бы назвать красотой, если б не схожесть с неживой маской, а точнее даже с куклой – обычная такая кукла Барби из магазина игрушек. Но как раз именно она по теории и практике и должна с лёгкостью получать от этой жизни всё материальное и, возможно, даже любовь… материальное уж точно. В общем и целом, гламур по определению должен гламуриться, и он с этим ещё как справлялся по шикарным ресторанам, клубам, в шикарных тряпках, после чего ехал в шикарной машине отдыхать от этой тяжёлой жизни в шикарных квартирах.