– Не ёрничай, – деланно насупилась Бригитта, – среди нас двоих, здесь стоящих, христиан уж точно нет.

– Я бы поспорил. Ты же у них вроде как святая.

– Ну, это… вынужденная мера. Да и вообще я уже лет как десять умерла.

– Что, не выдержала этого новомодного безумия?

– Дело в другом: сейчас люди дольше не живут. Да и умерла я настолько незаметно, что когда снова через какое-то время объявилась у себя в Килдаре, то одни уже забыли о моей смерти, другие, оказывается, и вовсе о ней не знали, а третьим было настолько всё равно, что я было вконец пожалела – можно было вообще не умирать, продолжая начатое дело без перерыва на мнимое небытие. Хорошо хоть священный дуб Килдара за эти пару зим не спилили, а то с них станется. Поубивала бы – и ничего, что христианская святая!

– Ну и ушла бы от них совсем, раз и они такие… невнимательные.

– А зачем, ты думаешь, я вообще всё это затеяла?

– Без всякого понятия. Но раз уж свиделись, надеюсь на увлекательный рассказ.

– Нетрудно поведать. Я, хоть и умерла, но вернулась во плоти. И люди меня видят. Воочию. Некоторые более сообразительные христиане, всё же сопоставив факты с обычными для них сроками жизни, объявили, что я вернулась из рая пасти их стадо дальше.

– Стадо?

– Очень уместный в данном случае оборот, благо и сами христиане не гнушаются всячески наполнять им свои ритуальные речи. Нормальные же люди смекнули, что к чему, и, видя их любимую…

– И весьма скромную.

– … богиню собственными глазами, как-то перестали воспринимать христианские проповеди, отойдя от ознакомления с новой верой. Между теми и другими начались было стычки, поэтому пришлось срочно вмешаться и каждой из сторон объяснить то, что ей нужно было услышать. Так что я теперь поистине живее всех живых, и меня питают вера и преданность как наших людей, так и христиан. Чтобы совсем уж перенаправить на себя местных почитателей заморского бога, оградившись при этом от него самого, пришлось даже свой крест придумать. Теперь здешние христиане молятся исключительно перед ним, благо чтобы сплести его из тростника или тонких прутиков, больших умений и времени не надо. Даже влюблённые – ну, ты знаешь, в Эрине что ни вера, то любовь – теперь дарят друг другу крест святой Бригитты. Старый лис Патрикей в своём раю, небось, все облака истоптал от злости. Теперь будет знать, как связываться с богиней полководцев…

– А также ворожбы, мудрости, врачевания, поэзии, кузнечного ремесла и рожениц. Бригитта, ты несравненна! И всё-таки зачем тебе это?

– Не мне. Нам.

– Нам?

– Ты не понял, глупый. Нам – Эрину. Ибо Бреатан, я убеждена, уже не спасти. Артуир пытался. У него не вышло. Ибо Артуир, хоть и великий ард-риг, но всё же человек, а не бог. А мы, дети Неба и другие древние, уже давно слоняемся по Придайну как бесправные неприкаянные странники. Нет, Бреатан уже не спасти…

– Потому что Йессу Грист забрал у тебя твоих бригантов?

– И поэтому тоже. Но не только. Если Эрин знаменит внутренними потрясениями, то Бреатан гремит на весь мир потрясениями внешними, и так будет ещё очень долго. Эрин должен быть сохранён, чтобы не пасть жертвой неравной борьбы с новыми хозяевами Бреатана, которые рано или поздно обязательно придут сюда.

– Бриг, христиан становится всё больше, и твоя маленькая месть Йессу Гристу и его плешивому бздуну Патрикею ничего не изменит.

– Староверный или христианский, но Эрин должен остаться самим собой.

– И как ты рассчитываешь этого добиться?

– Лебор.

– Что?

– Либра, библис. Как их там ещё называют христиане? Знаки силы, начертанные на телячьей шкуре. На самом деле у них это уже далеко не знаки силы в том виде, как мы привыкли воспринимать. Но, сложенные в слова, они дают силу тем, кто действует именем Йессу Гриста. И скоро они дадут эту силу и нам.