л гвоздь программы, бил свой в доску. И Топор раньше рубил фишку, а не топорщился, как сейчас» (Ракете) «Да вытри ты сопли! Ишь, пригорюнилась! Держи хвост трубой!» Ракета: «Я-то не пригорю. Вот сопла мои пригорят. А трубы, так уже горят. Залить бы их чем-нибудь горячительным. Я почти усопла у сопла» Молоток: «Труба-дура из Бремена! А я; так хотел просто за тобой приударить. Недаром же я- Ударник соц. труда» Ракета: «Это Помпа-дура. И не надо мне тыкать!» Молоток: «Тык я ж ничего другого, кроме как метод тыка, не знаю. Я живу просто, по принципу- куй железо, пока горячо. И трубы уважаю. Они- во, сточные, точные, восточные! Извини, меня труба зовёт. Ну, ладно; я расскажу тебе о моём нефритовом стержне. Это такая волшебная палочка постельного цвета. Я ею тру вульву Вольво и вагину Фольксвагену. После пастели мой стержень приобретает опаловый тон. Как-то я промахнулся мимо скvaginы и попал им в розетку. Так он сделался цвета электрик. Я чуть было не помер/анцевым стал. Теперь мой писькоструйный аппарат голубой. Видишь болт/ается? И с памятью стало хуже; постоянно что-то забиваю. Скоро забью на всё» «Как это подло! – возмутилась Подлодка. Ты пьян!» «Да нет же; я трезв, как стёклышко. Это Пила пила. А Запал мне запал прямо в сердце»

*У Пароходика наступил «параходный» возраст и он наконец-то задымил, хотя и знал о предупреждении Минздрава. Пахло керосином. «С лёгким паро'м! – сказал он Парому. О, Плот, вы наш оплот. А вот Подло/дка поступает подло, торпедирует все мои начинания» Оголённый провод оголял свои нервы. Это считалось высоким стриптизом. Пресс тупил закон; метал металл сталелитейной группы Миттал, и ободрал Обод, коий его ободрял. «Мы не насильники, но детали мы опустим! – сказал он Насосу, что качал… права. Ты только не подкачай и прокачай информацию!» «Да я тут закачал такое, что закачаешься» «Качок! с уважением выдавил Пресс и снял своё пресследование. Швеллер облегчённо вздохнул: «А мне, говорю вам я, дана голова свая» А затем продекламировал: «Сталь, стиль столь привилегированна, делегирована и легирована. Уста ли устали у стали?» «Ну ты и загнул. Ты зачем винил Винил?» Пассатижи закручивали гайки. «Что-то мы проголодались. Не пора ли нам чего-нибудь перекусить? Например, проволоку» Проволока: «Нашла коса на камень! Плетью обуха не перешибёшь!» «Но люди бают, что клин клином вышибают» «Против лома нет приёма. Вон, Топор, наломал дров, и ему никто ни слова, за его топорную работу. Кстати, Спица, как вам спится? И как вы смогли не спиться? Магнит, вы так притягательны! Это вы убрали спицы с пиццы?» «Пожалуйста, зовите меня Штырьлицем» – попросил друзей Штырь. «За нами не заржавеет- заверили его железяки. Но ты слишком болт/лив. Помни; Болт Ун- находка для шпиона» Ржавовался Якорь: «Подцепил вот я корь. Меня корь корит» «Я перочинный Ножик; ни головы, ни ножек» Зубило зуб било. Фонари офонарели. Им поставили по фонарю под глазами. Да и крен с ними! Отвес им отвесил поклон, а затем оплеуху. Серп с герба СССР оказался между Молотом и Наковальней.

*Поезд тронулся, вагон двинулся, крыша у него поехала и её сорвало. Рюмка в вагоне-ресторане чокнулась… о другую рюмку. Бренд бренди, налитого в неё, сбрендил. «Пришёл поСудный день! Теперь нам крышка!» – подумала крышка кастрюли, в которой булькало помешанное рагу. Рагу чувствовало себя не в своей тарелке. Оно хотело одновременно и чтобы его помешали, и чтобы помешали тому, кто его помешивал. Поезд тянул состав… преступления, что само по себе уже тянуло лет на десять. Впрочем, вышка (на обочине) ему не светила, т.к. снесло башню, на которой стоял обезбашенный кран, в цепи которого произошёл сдвиг по фазе. Машинист поезда вёл личный состав и спешил домой, зная, что у него не все дома; его жена, белошвейка, съехала… с катушек и ушла из дому. Но, как ни гони поезд, поезд ушёл. Паровозу надо было просто выпустить пар.