Юрий Тынянов писал:

«…Я отчетливо помню перемену, смену, произошедшую в детской литературе, переворот в ней. Лилипутская поэзия с однообразными прогулками героев, с их упорядоченными играми, с рассказом о них в правильных хореях и ямбах вдруг была сменена. Появилась детская поэзия, и это было настоящим событием.

Быстрый стих, смена метров, врывающаяся песня, припев – таковы были новые звуки. Это появился “Крокодил” Корнея Чуковского, возбудив шум, интерес, удивление.

Нужна была большая смелость, чтобы так открыть детскую литературу, распахнуть ее».

Помимо названных выше, была еще одна причина успеха «Крокодила» – автор почувствовал звучание надвигающейся революции и передал его в поэме, скорее всего, бессознательно. Не назвавший своего имени рецензент писал в газете «Северная Коммуна» 7 февраля 1919 года: «Эта забавно изложенная поэма, несомненно, может доставить детям большое удовольствие и своим содержанием, и своими рисунками. В ней даже есть и мораль: для счастья людей необходимо отделаться от всего, что есть в них зверского. По всей поэме проходит та мысль, что революция, хотя и проглотила царское насилие, но все же создала новое, обусловленное контрреволюцией, походом на Петроград всякого рода зверья. И только человек, внутренне перерожденный, устанавливает рай на земле».

«Крокодил» увидел свет в тот момент, когда рушилась империя Романовых. Тогда же могла разрушиться и семья Чуковских.

Корней Иванович был неравнодушен к женщинам. Ольга Грудцова (ей автор подарил 19-е издание «От двух до пяти» с надписью: «Душе души моей») в мемуарах, обращенных к Чуковскому, сказала: «Вы гордились своей повышенной сексуальностью и вместе с тем стыдились ее. “В молодости, после напряженной работы в газете, все журналисты шли кутить в ресторан, а я – к жене кого-либо из них”. Вы мне рассказывали о своих многочисленных связях с женщинами». Сам Корней Иванович написал старшему сыну 30 марта 1951 года: «Я чувствую душевную потребность уничтожить одно недоразумение, которое уже давно угнетает меня. Дело касается мамы. У всей семьи складывается такое впечатление, будто я – ни в чем не повинный страдалец, замученный деспотизмом жены. Я сам виноват в этом лестном для меня заблуждении, ибо в минуты семейных бурь я жаловался, хныкал и т. д. Между тем это – заблуждение. Никто из вас не знает, какую роль здесь сыграли мои тяжкие вины перед нею. Какие травмы наносил я ей своей неверностью, своими увлечениями, сколько раз я бывал не прав перед нею!» Из этого письма видно: Чуковский любил свою жену. Это подтверждают и воспоминания Грудцовой: «Ваши домашние говорили, что единственным человеком, которого Вы любили, была Марья Борисовна. Я ее мало знала, да и всю Вашу семью, кроме Марины и Коли в давние времена. Но после смерти Вашей жены постоянно от Вас слышала: “Марья Борисовна была красавица”, “Это Марья Борисовна распорядилась сделать такую замечательную дорожку в саду”, “Она была честный, прямой человек”, “Если бы Марья Борисовна понимала, что все измены не имели никакого отношения к ней!”»

Чуковский любил жену, и все же заглядывался на молодых женщин. Он считал, «что без сексуальности нет таланта, что в ней источник творчества».

Во время написания «Крокодила» Корней Иванович был увлечен Сонкой – Софьей Сергеевной Шамардиной. Тогда же за Сонкой ухаживал Владимир Маяковский. Поэт оказывал знаки внимания и Марии Борисовне Чуковской. Ее сын Николай вспоминал:

«…Мне не раз приходилось слышать легенду, будто женщины редко влюблялись в Маяковского. Полагаю, что это совершенно неверно. Помню, в те годы в Маяковского пылко была влюблена одна куоккальская дачевладелица, некая г-жа Блинова, и об этой любви ее я слышал от взрослых немало толков.