Однажды, в каком-то документальном фильме на том познавательном канале, что работал в квартире Дворового только по ночам, он видел, как один голливудский мудак стал великим режиссёром благодаря тому, что в юности устраивал слежку за любившим хаживать налево отцом. Он чуть ли не с гордостью рассказывал о том, что эта его страсть к подглядыванию помогла сделаться ему большим профессионалом. Надо же, какой гротеск – выбиться в люди только потому, что ты немного извращенец. Хотя, все они там наверняка, в этом Голливуде своём извращенцы.

Так и он, Жора, он тоже почувствовал себя немного извращенцем, схватившись за пульт и начав просматривать чужие квартиры одну за другой, пытаясь уже не столько понять, что происходило в эти минуты с его жизнью, сколько выведать какие-то грязные подробности жизни других людей. Он заглядывал к каждому по очереди. И чем больше знакомых лиц ему попадалось, тем ярче в голове его вырисовывались схемы шантажа, к которым прибегали разные негодяи из фильмов и так любимых его маменькой мексиканских сериалов. Но применить их в жизни, исходя из ситуаций, явленных на экране, представлялось задачей не самой простой. Ведь всё, что видел Дворовой на экране, было сущими пустяками. Кто-то из жильцов ругался матом, разговаривая по телефону, кто-то собирал себе в контейнер еду, вероятно, к завтрашней рабочей смене, другие дразнили своих собак, заставляя их выть не хуже тех пышных оперных дам, а съёмка некоторых обитателей этого дома и вовсе велась будто бы из кружки с чаем, что, по сути, тоже мало представляло интереса. Разве что в последнем случае Дворовому удалось разглядеть налёт на языке своего соседа, что в уже весьма взрослом своём возрасте жил с матерью и бабушкой, и оправдывался перед ними за позднее возвращение домой. Но никто из всех этих людей не делал ничего интересного. И в какой-то момент это стало вызывать скуку.

Этот чёртов шпионский ящик, он обманул его. А Жора, каков же дурак, повёлся на этот его жалостливый вид, будто щенка израненного домой принёс. А вознаграждением за добрый жест этот, как он посчитал, отчего-то должны были стать некие мрачные тайны, в которые на самом деле, никакого тайного знания и в помине не было. Реальность скучна, как хлебный мякиш. Все эти люди, головы и тела которых бесконечно мельтешили в кадре, вели самую обычную, заурядную жизнь, которую даже если бы Жоре и не удалось подсмотреть, то он бы наверняка смог её придумать своими обычными, зарядными мозгами. Эти неудачники, они заставили его напрасно позабыть об ужине. Непонятно из чего слепленные тефтели, остававшиеся в гостиной, наверное, они уже заледенели, успев при этом пропитать своим жирным запахом всю квартиру, внутренности которой пока ещё были, к счастью, скрыты от постороннего наблюдателя. Но не вопрос «когда?» волновал Дворового, а вопрос «кто?» занимал его разум. Кто мог быть тем наблюдателем, так бесцеремонно вторгшимся в обыденное существование маленького, неприметного люда, населявшего эту бетонную коробку, стены которой оказались сильно тоньше, чем наверняка тут все думают. Бог ли, человек ли всё это творит. И из каких таких побуждений: добрых или злых? Тут и двумя вариантами не отделаешься.

Как-то в юности Дворовой прочитал рассказ про странную брешь в телефонной связи. Будто бы все жильцы одного дома стали слышать телефонные разговоры друг друга, просто снимая трубки и никому притом не звоня. И вот однажды, к возникшему там стихийному многоголосью подключился таинственный инкогнито. Он сразу же всех очаровал, а затем, пожелав удачи в делах, испарился, будто и не было его вовсе. Это был однозначный хэппи-энд той истории. Таковым видел её финал Жора в то время, когда только-только усы у него едва стали пробиваться. Теперь же, учитывая всю странность произошедшего с ним лично, концовка того рассказа уже не выглядела столь обнадёживающей. Что если автор его поведал читателю о начале апокалипсиса? О его зачаточной стадии. О том, каким удивительным, приятным и даже сладостным может быть его приход. Диабет ведь может развиться от одной конфеты. Гниющая свалка в десяток гектаров может разрастись из одной обёртки той конфеты. А чудовищный пожар может разгореться от одной искры, зародившейся от нечего делать где-то между этажными перекрытиями торгового центра, который ты кормишь каждые выходные, пытаясь накормить купленными там конфетами себя. И никто ни на что при этом повлиять не в силах, если словам Жориной начальницы верить. Похоже, иногда вещи случаются просто потому, что случаются. И никто в этом не виноват. Никто либо все сразу. А может, ни то, ни другое. Может, это только мы так думаем, что они случаются, а на самом деле всё давно уже произошло.