- Да так, проезжал мимо, решил заскочить.

- Да? – сын недоверчиво оглядел невзрачные домки частного сектора и виднеющиеся неподалеку трубы ТЭЦ. – Завод же вроде в противоположной стороне?

- Ну так… вот… - Михаил Константинович замялся.

- Ясно, -  выдохнул Огарёв-младший. – Мама прислала для перевоспитания непутёвого сына

- Совсем не для перевоспитания! – не согласился Огарев-старший. – Толку тебя воспитывать, поздно уже. А поговорить – надо, - добавил твердо.

- Вы часом разводиться не собрались? – подозрительно уставился на отца сын.

- Тьфу на тебя! – вытаращился  на сына Михаил Константинович. – Тебе напомнить, сколько нам лет? Какой к чертям собачим развод?!

- Да мода такая пошла… - буркнул Ярослав. – Ну я рад, если не так. Где говорить будем?

- Думал, ты меня в гости пригласишь.

- Это можно, - обрадовался Ярослав.  А потом замер, не дойдя пару метров до машины. – А может, нам пивка дерябнуть, а, Михаил Константинович?

- Это можно,  - синхронно ответил Огарёв-старший. – Поддерживаю. Но только по чуть-чуть, ты же помнишь, что мне много нельзя.

- Так кто про много говорит? – Ярослав открыл дверь машины. – По паре бокалов. Я же помню, что ты единственный в своем роде непьющий металлург.

И под дружных смех мужчин Огарёвых белый  джип тронулся с места.

***

- Ты прости меня, Славка, если чего не так… - Огарев старший пригубил второй бокал и блаженно зажмурил глаза. Спиртное оказывало на него очень сильное действие, именно поэтому Михаил Огарёв почти не пил. Плюс еще и язва. Но пару бокалов он себе твердо разрешил, и если первый ушел как в песок, то со вторым он решил растянуть удовольствие.

- Что я тебе простить должен? – сын, закатав рукава рубашки, деловито раскладывал на столе закуски. Хозяйственный, весь в мать. Михаил Константинович смаковал маленькими глотками ледяное пиво и любовался сыном. Лучшее от обоих родителей взял. Огаревскую крепкую стать и Наташину красоту – на лицо парень яркий, от девок отбою лет с шестнадцати не было. А вот жил до недавних пор один. Да и со свадьбой как-то вышло… нехорошо. Как бы на эту тему разговор-то перевести? Но думалось после пива не очень.

- Ну если я чего в воспитании твоем… это… ну… упустил.

Ярослав с веселым изумлением посмотрел на отца. Даже кальмара сушеного отложил. А потом заговорил.

- Мне как-то один человек – бухгалтерша моя, кстати – одну умную вещь сказала. Что есть единственная воспитательная система, которая стопроцентно работает. Называется – личным примером. Так ты мне этим самым личным примером все показал, батя. Как надо жить, что делать можно, а что – нельзя. Я все прекрасно понял. А что с лишними нотациями не лез – так за это тебе отдельное сыновнее спасибо.

Михаил Константинович довольно крякнул, пригубил еще пива и блаженно  зажмурился. А потом сообразил, что в исполнении поставленной задачи он так и не продвинулся.

- Славка…

- Ась? – сын вернулся к прерванному занятию и увлеченно грыз крупными белыми зубами сушеного кальмара.

- А что все ж таки со свадьбой-то было, а?

Ярослав вздохнул. И снова отложил так и недогрызенного кальмара. Почесал коротко стриженый затылок. И неожиданно перевел тему.

- Пап, а ты маму любишь?

- А как иначе-то? – Огарёв-старший едва пивом не поперхнулся.

- А как вы познакомились?

- Как-как… - мечтательно вздохнул Михаил Константинович. То, что сын ушел от ответа на вопрос, его странным образом нисколько не задело. – В студенческой компании познакомились. Я влюбился намертво, от красоты ее задыхался, двух слов связать не мог. Да и что я ей мог сказать, с политеха-то? В голове один термех да сопромат. Не поверишь –  полгода страдал молча. А потом не выдержал. Как в той песне – галстук новый купил и пошел  объясняться. Стихи выучил про любовь, три штуки аж. Она же с филологического, стихи должна любить  – я так рассуждал. А у самого сердце в пятках, язык к нёбу прилип. Ну, кое-как одно прочел, половину слов позабывал, запинался. Молчит Татка моя. Голову рукой подперла и молчит. Миша, - говорит потом, - ты сколько стихов выучил? Три, - говорю я. А она…