– Когда это было?

– В тот день и было. Мы уехали втроём, а вернулись без Костика. Вернулись, а Володи уже нет…. в живых. Мне кажется….

– Говорите.

– Он ревновал меня к хозяину.

– Устраивал сцены?

– Нет. Говорил, что хозяин пялится на меня, и мне лучше стать его содержанкой, чем умереть с голоду. Думала, он ворчит, потому что ревнует, а он готовился и искал оправдания.

– Не верится. Не похоже на отца.

– Он сильно страдал в последнее время. О вас вспоминал.

Чёрт! А я? Прости, отец, если можешь.

– Какие у него отношения с моим дедом?

– Не знаю.

– Они встречались? Генерал приезжал к вам?

– Кажется, нет.

– На прежней работе не было неприятностей – ничего не говорил?

– Нет.

– Каков диагноз?

– Отравление угарным газом.

– Вскрытие делали?

– Здесь? В глуши? Да и зачем?

– Мирабель, я позабочусь о вас с Костиком – вы ни в чём не будете нуждаться, только…. Только одна просьба – я хочу знать всё о смерти отца. Вы мне всё рассказали?

– Да.

– Что есть по его болезни? Медицинская карта? История болезни?

– Ничего нет. Володя никуда не обращался. По крайней мере, мне ничего об этом не известно.

– Мирабель, вы согласитесь на эксгумацию?

– Зачем?

– Я должен знать о причинах и самой смерти отца.

– Делайте, что считаете нужным….

До конца дня успел побывать в райцентре. Вернулся с продуктами. Мирабель захлопотала у печи. Она огромная – в пол избёнки. Ещё две узких панцирных кровати, расстояние между которыми – вытянутая рука. Сел на одну, скрипучую.

– Это Володина, – заметила Мирабель. Потом озабочено. – Где же я вас приючу?

– Не беспокойтесь – всё нормально. Мирабель, мне надо с вами поговорить. Прошу потерпеть моё общество буквально несколько дней – пока всё решится с отцом…. с телом отца. Я консультировался: эксгумация возможна только при возбуждении уголовного дела. Дело могут открыть по заявлению в прокуратуру. Если таковое напишу я, вы становитесь подозреваемой в убийстве вашего мужа и моего отца. Лучше, если заявление напишите вы.

– Разве такое возможно? Хорошо, я напишу.

В пакетах с сырами и колбасами привёз водку и коньяк.

Помянули отца.

Смеркалось.

– В доме есть компьютер?

– Есть. Я убираюсь там.

– Он закрыт? Есть ключ?

– Вон висит. Алексей Владимирович, вас не выпустят отсюда ротвейлеры.

– Кто?

– Собаки сторожевые. Я их на ночь выпускаю.

– Тогда познакомьте меня с ними.

Перед домом яблоня, под ней скамейка. Присел, а Мирабель ушла в глубь сада. Через пару минут чёрная тень метнулась меж деревьев, за ней другая. Вернулась хозяйка сторожки, присела рядом. Тут как тут ротвейлеры – огромные зубастые чудовища.

– Фу! Нельзя, – сказала Мирабель и погладила мою руку. – Это друг.

Два горячих языка облизали мне ладонь. А я погладил их ушастые морды….

Мы лежим в кроватях. Достаточно протянуть руку, чтобы коснуться Мирабель. Голос её в ночи просит, требует защиты. Хочется прижать её голову к груди.

– Нет, что вы, Володя не пил. Совсем. Ему едва хватало сил справляться с нервозами – тут не загуляешь….

Ночь разгулялась. Луна проложила от окна светлую дорожку по полу. В него заглянула ушастая морда. Мирабель спала, её дыхание чуть слышно в шорохах сторожки. Я окончательно проснулся. Жутко стало. Как тут можно жить одному? Или рядом с человеком, сходящим с ума?

Поднялся, оделся, взял ключ от хозяйского дома, вышел в сад. На дорожке был атакован. Ротвейлеры прыгнули из кустов, целясь на ключ. Решили, подачку несу, а я не догадался. К дому пропустили.

Бродил по коридорам и комнатам двухэтажного особняка, не включая свет – луна помогала ориентироваться. Нашёл компьютер, вышел в Интернет.

– Привет, Билли.

– Рассказывай.