Утром 22 декабря нашу учебную батарею расформировали. Меня, Лёву Утевского, Аркашу Писарева, Борю Старшинова, Ваню Борзунова и еще нескольких москвичей перевели в боевую батарею, которую предназначали для защиты оборонного завода № 196, расположенного в районе Сормово. Мишу Волкова, с которым я не успел даже попрощаться, Женю Майонова и еще некоторых определили на учёбу на курсы химических инструкторов.

Перед тем как навсегда покинуть территорию стадиона, мы помылись в городской бане. Я взвесился, и оказалось, что мой вес всего 48 кг! Шея была такой тонкой, что в последнее время мне приходилось уменьшать длину воротника, делая по его середине складку. При ходьбе я быстро уставал, бегать было очень тяжело.

Нас впустили на территорию завода и привели на большой пустырь, где стояли две темно-зеленые брезентовые палатки, присыпанные по бокам толстым слоем грунта и снега.

Раздвинув брезент на входе в палатку, мы вошли в своё новое жилище и сразу обратили внимание на чугунную печку-«буржуйку», которую топил мелкими дровами и углем незнакомый боец. Освещалась палатка керосиновой лампой. На столике стоял большой бак с водой для питья.

Разместив вещи на нарах, мы отправились ужинать в большую столовую литейного цеха, где впервые за все время пребывания в Горьком сытно наелись. Послу ужина перед нами выступил старший лейтенант примерно 30 лет, представившийся Чернявским. Он заявил, что мы будем находиться под его командованием, а наша главная задача – защита данного завода от бомбежек. Однако нас могут отправить на фронт – как батарею в целом, так и отдельных бойцов.

Прежде всего нам предстояло установить два орудия возле палаток и два других – на крыше одного из цехов завода, а также подготовить казармы для размещения личного состава. Один огневой взвод вместе со взводом управления должен был находиться в бункере – большой землянке, которую предстояло обустроить, а другой – в помещении того цеха, над которым установим пушки.

После сообщения командира все отправились по палаткам. Командиры взводов объявили нам порядок и график дежурств, в частности, ночью у печки, чтобы не давать ей погаснуть. Несмотря на то, что снаружи стоял чуть ли не сорокоградусный мороз, а «толщина» палатки была ничтожной, в ней, к моему удивлению, было достаточно тепло. Этому способствовало то, что на краях палатки лежал грунт и снег, поэтому в нее не поддувало.

На следующий день основную часть бойцов направили рыть на пустыре большую землянку – длиной до 25 м, шириной до 8 м и глубиной не менее 4 м. В ней на двухэтажных нарах должны были размещаться около 30 человек. В течение двух дней мы долбили промерзшую землю ломами и кирками, потом копали обнаженную глинистую почву лопатами. Эта работа не прекращалась даже ночью при свете синих маскировочных лампочек.

Стены землянки обложили тонкими бревнами, обшили досками, наклеили на них газеты (вместо обоев), настелили дощатый пол и соорудили двухэтажные нары. Кровлю сделали из толстых досок и бревен в три наката (на случай попадания бомбы). Потом провели электроосвещение, радио и телефонную связь, поставили «буржуйку».

В те дни всем бойцам и командирам выдали в дополнение к шинелям по теплой военной куртке защитного зеленого цвета, а некоторым – по ватной телогрейке и ватные брюки. Все получили теплые рукавицы. В огневых взводах имелось по несколько пар валенок для тех бойцов, которые стояли на посту в мороз, и четыре комплекта стальных касок для защиты от падающих с неба осколков.

Под наступавший Новый (1942-й) год немцы совершили налет на заводы в районе Сормова. Нашей батарее поступило предупреждение: «Тревога! Положение № 1!» Зенитчики моментально подготовились к бою. Но когда самолеты появились над Сормовом и пушки на соседних объектах открыли огонь, одно наше орудие заклинило: у него от мороза сильно загустела смазка на затворе. Кроме того, обнаружились дефекты на других узлах орудия. Самолеты, побросав бомбы куда попало, удалились без потерь. Но скоро мы начали стрелять по самолетам из четырех орудий. Налёты авиации происходили ночами и в безоблачную погоду.