– Мисс Фостер! А как в вашей памяти соотносятся ваши американские детство и юность с детством и юностью из русской жизни? Как в вас уживаются мисс Мари-Джейн Фостер и Аля Новикова?

– Да очень просто, Михаил Арсентьевич. Мои теперешние детство и отрочество рядом, близко, а те вдалеке, но они уже четко различимы. А между ними туман или, может быть, мгла… И еще с некоторых пор я стала замечать – чем четче воспоминания из той жизни, тем тусклей прошедшее из жизни этой. Туман не просто движется, обнажая мое русское существование, он одновременно поглощает мое американское прошлое. Поглощает… хронологически. Открываются куски моего первого детства и одновременно начинают тускнеть фрагменты той же протяженности из моей новой жизни. Я вспомнила русский и одновременно у меня начались проблемы с английским. Я все более и более начинаю ощущать себя Алевтиной Новиковой и все менее и менее Мэри-Джейн Фостер.

При этих словах клона я снова вспомнил интерпретацию натальной карты Алевтины и двух ее транзитов, сделанную непальским астрологом. Настало время задать главный вопрос:

– Аля! – спросил я по-русски. – А вы не вспомните, что произошло с вами после ухода из жизни до нового в нее возвращения?

Она испытующе смотрит на меня и наконец спрашивает в свою очередь:

– Вы не смеетесь надо мной?

– Да что вы!

Алевтина-минор молчит некоторое время и наконец приступают к рассказу:

– Что было со мной накануне моего ухода, я еще не вспомнила. Уход в тумане. А вот случившееся потом вижу ясно. Темный тоннель, и я медленно, очень медленно, двигаюсь по нему. Меня все время обгоняют другие… другие… – тут она запнулась, подыскивая подходящее слово… – души.

Я пытаюсь угнаться за ними. Бесполезно… Наконец где-то вдалеке забрезжил огонек, но двигаюсь я, как и раньше, страшно медленно. Очень, очень нескоро достигаю я конца тоннеля. На выходе из него стоят два человека лицами друг к другу. Я хочу пройти между ними, но они вдруг смыкают передо мной свои руки, и один говорит:

– Не спеши! С тобою не все ясно.

Я отхожу в сторону. Мимо проносятся и проносятся тени. Когда они приближаются к выходу из тоннеля, эти двое опускают свои руки и пропускают вновь прибывшего, потом руки эти, словно заграждения турникета в метро, вновь смыкаются. Все это продолжается довольно долго, наконец мне говорят:

– Возвращайся!

И я начинаю стремительно двигаться в обратном направлении. Но… но… Как бы это объяснить… У меня вдруг возникает странное ощущение – это «обратно» чем-то существенно отличается от «обратно» первоначального. Я очень хочу возвращаться в первое «обратно», мне очень хочется вернуться в мое тело, обжитое мною тело. Вот оно, вот оно, но входа в него нет. И тут какая-то неведомая сила против моей воли втискивает меня в какую-то другую оболочку. Я сопротивляюсь, кричу и… отключаюсь. Потом я как бы прихожу в себя и обнаруживаю, что нахожусь в другой стране и что стала маленьким ребенком. Я Алевтина Новикова, но меня почему-то зовут Мэри-Джейн Фостер.

Она замолчала, снова начав перебирать старые фотографии, пытаясь, похоже, отыскать кого-то на них. Наконец минут через пять моя собеседница поинтересовалась:

– А у вас есть еще какие-нибудь фото из моей прошлой жизни?

– Есть, в Москве. Но самые лучшие, а, главное, самые для вас интересные, я привез сюда.

– Самые интересные? В каком смысле?

– В смысле познания вашего прошлого существования.

– Чувствовалось, она очень хочет задать какой-то вопрос, но никак не решается. Наконец решилась:

– Скажите… На этих снимках… представлены все мои родные и близкие из той жизни?