Еще раз сжимается сердце перед человеческим страданием, перед мужеством человеческой борьбы, перед материнской любовью, и, простите, перед отцовской слабостью.

За что еще уважаю эту женщину – за то, что она никогда никого не винит. Часто родители больных ДЦП винят врачей, уверяют, что ребенок был нормальный, а врачи в роддоме все неправильно делали, и вот… Такие случаи тоже есть, но их мало.

В основном ребенок болен уже внутриутробно, и если есть смысл кого-то винить, то только себя. А вот это – самое трудное.

Самое трудное на свете – принять все, как есть, и постараться найти свою часть вины.

Самое трудное, но только так можно что-то исправить даже в таком случае, как детский церебральный паралич.

Мать эта не очень идет на контакт, она скорее замкнута, общение – только по делу. Я видела ее с мальчиком в церкви у нас, нечасто, правда, но видела.

Помилуй ее, Господи! Соверши, Господи, чудо – распрями его ноги и руки!

– До свидания. Специалистов пройдете, можете за выпиской без ребенка прийти. Заглянете, мы вас без очереди вызовем.

Хоть что-то сделать для нее.

Мой крик, постоянный крик… «Помилуй!»

Чем еще помогу я им?

* * *
Мы носим проклятья ушедших родов,
Мы плачем от лжи и измен
В объятьях своих городов и годов,
Без альтернатив и замен.
О Боже, помилуй! – я буду кричать, —
Ослепших в колодцах дворов,
Развратных детишек, и чахлых внучат,
Милицию и докторов.
14

Вот входит мама с девочкой – долго-долго кашляющей, всеми средствами леченой-перелеченой. Мать худая, высокая, еще совсем молодая. Усталая, вымученная. Девочке – шестой год.

Вся драма разворачивалась на наших (с медсестрой) глазах. Сначала папа загулял, потом ссоры – месяца три, потом – несколько судов, драматический раздел квартиры и имущества. И все это время девочка болела – то больше, то меньше. Чем только мы ее не лечили! И только-только начала поправляться…

К аллергологу они сами поехали, я не посылала.

Тут, так сказать, беру грех на душу – не посылаю, вернее, посылаю редко, когда уже совсем положение безвыходное. Стараюсь справиться с бронхитами обычными средствами. Если ребенок хоть плохо, хоть через месяц, но выздоравливает – то не посылаю.

Потому что аллергологи, по новой классификации, сейчас гораздо чаще и быстрее ставят диагноз «бронхиальная астма». А раз диагноз есть, то и лечение назначается.

С ингалятором все быстро «проходит»…

Иногда я испытываю горечь, если ребенок приходит от аллерголога с назначенным лечением, с полным набором лекарств, для выписывания на бесплатных рецептах. Испытываю такое чувство, как будто не сделала что-то важное.

Горечь эта бывает и в других случаях, но почему-то особенно при оформлении на диспансерный учет свеженькой, новоиспеченной бронхиальной астмы. Конечно, по-разному бывает. И астма разная бывает, бывает и такая, с которой не справиться без гормональных ингаляторов, и даже с ними трудно справиться.

А вот выздоровевших я пока не видела. Кроме «перерастающих», но это – другая история.

Мне все время кажется, что надо еще побороться, что надо родителям дать еще время – чтобы понять что – то важное. Надо продлить время для борьбы с болезнью, а честнее сказать – может быть, еще немного, и мать этой девочки придет к пониманию. И к покаянию.

Еще немного, и она станет на единственно правильный путь в отношении этой болезни, и всего остального тоже. Кажется еще немного, и придет к ребенку та, та самая единственная помощь, которая исцелит его.

Потому что бронхиальная астма – часто – чистая «психосоматика». А я не объяснила, не убедила мать, что в глубине страданий ее дочери чаще всего, лежит болезнь духа, глубокая, нераскаянная болезнь души.