Таким образом, оказалось, что у глобализации есть свои темные, антиутопические стороны. Открытость границ означает также миграцию террористов, отвергающих утопию, к которой стремятся западные общества, экологические риски, войны, пандемии, торговлю женщинами и наркотиками, международную преступность, вывод рабочих мест в другие страны, работорговлю, порнографию, волны беженцев, спекуляцию, ввоз незаконной рабочей силы, перевозку токсичных отходов, финансовые риски и денежные потоки, не облагаемые налогами. Все эти потоки были задокументированы посредством новых видов «мобильных» исследований (Urry 2014a; о контрабанде наркотических веществ см.: Kloppenburg 2013).

Значимость данных потоков породила в общественной мысли феномен, который можно назвать «новым катастрофизмом». Появилось множество антиутопических сценариев, основанных на теории сложных систем. Причины катастроф лежат в системных и зачастую искаженных последствиях человеческой деятельности, лавинообразно распространяясь на финансовую, климатическую, религиозную, продовольственную и энергетическую системы, а также систему безопасности (Walby 2015).

Особо важны здесь долгосрочные сдвиги в обществах – то, что Фернан Бродель называет «большой длительностью», – противопоставляемые краткосрочной сосредоточенности на отдельных событиях. Бродель говорит о «неподвижной истории, истории человека в его взаимоотношениях с окружающей средой; медленно текущей и мало подверженной изменениям истории, зачастую сводящейся к непрерывным повторам» (Braudel 1972: 20; Бродель 2002: 20). Зачастую исторические сдвиги заметны лишь в ретроспективе. Тектонические сдвиги по линиям разлома, происходящие в том или ином обществе, нередко становятся видны только после начала процесса. При этом нам следует не увязать в мешанине текущих событий, а сосредотачивать внимание на долгосрочных и зачастую незаметных сдвигах.

Подобные долгосрочные сдвиги могут быть связаны с тем, что Реймонд Уильямс назвал «структурами чувства». Он поясняет то, что имеется в виду, следующим образом:

Выбор в пользу термина «чувство» объясняется необходимостью подчеркнуть отличие от таких более формальных концепций, как «мировоззрение» или «идеология». Вопрос не только в том, что нам следует выходить за рамки официальных или систематических представлений <…> нас интересуют смыслы и ценности в том виде, в каком они активным образом переживаются и ощущаются <…> не чувство, противопоставляемое мысли, но мысль как чувство и чувство как мысль: практическое осознание настоящего в живой и взаимосвязанной непрерывности. После чего мы определяем данные элементы как «структуру» – как некое устройство, которому свойственны особые, внутренние отношения, одновременно взаимосвязанные и противоречивые (Williams 1977: 132).

Соответственно, одна из главных трудностей в прогнозировании будущего связана с долгосрочными сдвигами в структурах чувства, мысли как чувства и чувства как мысли. Поэтому, когда я говорю о будущем как о «социальном феномене», я делаю это в том числе и для того, чтобы подчеркнуть возможность изменений в перспективе «большой длительности», тектонических сдвигов в структурах чувства, которые нелегко заметить тем, кто живет в определенную эпоху. Хотя подобные изменения заметны немногим, они могут иметь долгосрочные последствия (о некоторых таких тектонических сдвигах, произошедших в период после окончания Второй мировой войны, см.: Turner 2006).

Такие структуры чувства можно сравнить с «темной материей», которая, как считается, необычайно широко распространена во Вселенной. Темную материю нельзя увидеть, но она оказывает гравитационное воздействие на видимую материю. Аналогичным образом изменения в структурах чувства влияют на силу групп населения и социальных институтов, но при этом их трудно выявить, задокументировать и – особенно – измерить. Предвосхищение будущего зависит от способности определять сдвиги в перспективе «большой длительности», в том числе сдвиги в структурах чувства, которые, подобно темной материи, способны изменять гравитационное воздействие различных систем и, соответственно, силу, вес и значимость социальных институтов, групп и практик.