– Эх, Анику-воина бы сюда! Аника этого Горыныча бил-бил и еще бить будет! – вздохнул Чудя.

– И Муромец Илья его бил! А Анику твоего бородой в лужу макал! – тут же отозвался Добрило.

– И Аника этого змея бил-бил-не добил, и Илья, и кто его только не бил, а он все летает и летает… во дела! – язвительно заметил дед Любимыч.

– И били и будем бить! – упорствовали Чудя с Добрей.

– Конечно! – поддержал их дед. – А он летал и будет летать… Где они ваши богатыри?

– Я вот тоже в змея раньше не верил, – пугливо пробормотал Бобрец.

– И главное: зачем ему баб-то столько? Почему мужиков не таскает? – возмутился Чудя. – Мужик для хозяйства намного полезнее: может и дом починить, и на охоту сходить, и на гуслях сыграть, а бабы ему на что?

– Вот тебе жена зачем?

– Мне жена дадена в наказание за все, что я в жизни плохого сделал, – смиренно сказал Чудя.

– Твоя жена нам всем в наказание дадена, – кивнул Любимыч, – за все, что ты в жизни плохого сделал. Вон, у Добрилы полбороды повыдергала, баба-яга страшенная… э-э-э… а если приглядеться, то милая и ненаглядная.

Он вдруг умильно улыбнулся Чуде за спину и привстал со своего сиденья, словно готовился дать стрекача. Бортники замерли, почуяв недоброе: сзади, уперев могучие руки в толстые бока, стояла сама Матрена.

– Ой, это ж Матренушка, – радостно сказал дед Пятак Любимыч, словно только что ее заметил. – Лебедь наша…

Дед замялся в поисках подходящего слова. "Стройная" к Матрене не очень подходило, с тем же успехом можно было применить это слово к квадратному Добриле. "Лебедь белая" к Матрене тоже не шло, лицо у нее было совсем не белое, а очень даже красное, а юбка вообще зеленая. "Лебедь зеленая" – так, вроде, не говорят.

–… главная! – решительно сказал дед. – Лебедь наша главная!

Главная лебедь обвела собрание строгим взглядом.

– Эх, мужики! Сидите? – поинтересовалась она. – А Смеяна в плену у змея поганого мучается.

– Вот и я им говорю, Матренушка: надо Анику-воина звать! – подхалимски влез Чудя. – Правильно?

– А я говорю: Илью Муромца! – не смолчал Добрило.

– А он говорит, что его Илюшка Анику-воина в лужу макал! – наябедничал Чудород.

Жена мрачно посмотрела на брошенную Чудей кадушку. Чудя быстро спрятался за Добрилу.

– Кто защитит землю русскую? – задала Матрена следующий вопрос.

– Аника-воин? – без особой надежды угадать отозвался из-за Добрилы Чудород.

– Илья Муромец! – возразил ему бортник, толкая в бок.

Так как Матрене ответы не понравились, бортники огляделись в растерянности вокруг себя и обнаружили только упрямо молчавшего Тетерю.

– Ты, Матрешенька! Ты нас защитишь! – с восторгом догадался Чудород. – Рученьками своими сильными, ноженьками своими резвыми, зубаньками своими остр…

Он встретился с женою взглядами и снова юркнул за Добрилу и затаился там. Кто должен защитить землю русскую оставалось непонятным.

– Неужели Змей Горыныч? – сам удивился своей догадке Бобрец. – Ах, вон оно что: змей землю нашу русскую от баб защищает!

Наступило неловкое молчание.

– Матрешенька, зоренька моя ясная, ты что, хочешь сказать, что мужики должны землю от змея защитить? – с ужасом спросил Чудород. – Это что – нам самим собраться и истребить чудище поганое? И всем погибнуть в честном бою?

Добрило снова толкнул Чудю. Матрена усмехнулась.

– На то у нас в Киеве князь есть, – сказала она.

Матренина речь всем присутствующим пришлась по душе. Самое замечательное было то, что не надо было самим идти на войну. Заговорили все разом:

– И верно! Князь-то наш Владимир, кто же кроме него защитит? К князю надо идти! В Киев! Поклонись, Тетеря, князю, пусть дружину, войско свое, посылает.