– Европа, она и есть Европа – загнивающая, извращенная. – Со злостью проговорил Митин и, ненадолго замолчал. Сделав несколько глотков воды, он немного успокоился и продолжил:

– Вас, конечно же, интересует вопрос: Как относятся к этому медики? По-разному. Например, по статистике две трети французских врачей одобряют добровольный уход в случае мучительной и неизлечимой болезни. В Голландии эвтаназию официально применяют врачи и не преследуются за это по закону. Подчеркиваю – эвтаназию осуществляют врачи! Хотя это было всегда, так в порядке вещей, традиционно, если так можно выразиться. Какое кощунство! – воскликнул лектор.

Со стороны было видно, что профессор опять стал раздражаться и злится. Это было видно по его усиленной жестикуляции и резкости. – Вы только подумайте – врач в роли и лекаря и киллера!

– Всех наверняка интересует вопрос о том, как обстоит дело в странах СНГ? Одно могу утверждать – пока эвтаназию называют преступлением перед гуманизмом. Но не обольщайтесь! – огорошил студентов лектор. – Время декларативного гуманизма уходит. На смену ему приходит трансгуманизм и карианство, которые лояльны не только к таким вещам.

Объявленный десятиминутный перерыв превратил зал в один сплошной клуб спорщиков. Было видно, что в правом углу спор явно пошел не в том русле. Спорщики разругались, обиженно замолчали и разошлись. В правом углу также эмоции зашкаливали. То справа, то слева раздавались слова – «ерунда», «это надуманно», «популизм чистой воды», «право толпы» и пр. В задних рядах примерно такие же словопрения.

Видя, какой интерес вызвали его слова, профессор еще минут пять сверх перерыва, сидел, молча наблюдая за азартом спорщиков, каждый из которых понимал проблему в меру своей недоинформированности, засоренности и неточности своего мышления, жизненного опыта, познания. Вот в правом углу, где больше всего скопилось студентов, кто-то громко сказал: – «Да он сам антигуманист». В ответ кто-то одернул его – «Эй, ты, не осуждай старика!».

– Надо же. Неужели речь идет о моей персоне? – удивился Митин. Ему стало не по себе. В научной среде, в сфере своих же коллег-ученых он много раз слышал критику в свой адрес, когда речь заходила о его разработке. Есть наука, есть и околонаука. – считал он. – И самое интересно то, что в околонауке, то бишь взаимоотношение коллег многое строится на четко дозированной критике. Такова традиция в научном сообществе. В этом плане, например, защита диссертации – это не столько принципиальный разбор результатов исследований, трезвая оценка ее новизны и практической ценности, а сколько демонстрация лояльности друг к другу – научного руководителя, оппонентов, председателя и членов совета. А внешне сама научная строгость, академическая выдержанность, принципиальность.

Профессор тяжело вздохнул. – Одно дело суждения и критика коллег, другое – это «вся правда – в глаза!» студенческого сословия. Молодежь не пощадит, так, что держись старина! – усмехнулся он.

Так и случилось. Как только он занял кафедру. Посыпались вопросы. – Уважаемый Олег Иванович! А, правда, что вы сами являетесь сторонником эвтаназии? Какие у вас аргументы за внедрение эвтаназии?

– Право, приятно видит ваш искренний интерес к проблеме эвтаназии. – Заулыбался Митин и пообещал. – По ходу лекции я постараюсь ответить на ваши вопросы, в том числе и на те, которые касаются меня и моих убеждений. По сути, эвтаназия – есть убийство одного человека другим, медиком (!). Как я уже говорил, убийство даже безнадежно больного человека, даже по его собственному желанию и просьбе противоречит самой сущности врача.