В Балтиморе было принято, чтобы родственники новоиспеченных выпускниц элитных школ устраивали специальный вечер в их честь либо накануне такого бала, на каком присутствовала Уоллис, либо после него на протяжении еще одного года. Уоллис очень надеялась, что дядя Сол все-таки устроит грандиозный бал в ее честь, такой же, какой он устроил годом ранее для одной из ее кузин, о размахе которого потом трубили все газеты Балтимора. Но Сол не собирался отступать от своих слов:
– Пока война в Европе не кончится, я не могу выбрасывать деньги на ветер!
Уоллис это сильно огорчало, она сокрушалась, но понимала причины его решения и не держала зла.
Впрочем, незамеченной и обойденной вниманием Уоллис не осталась. Ее тетя Лелия[16] обещала устроить в ее честь чаепитие с танцами и ни под каким предлогом не собиралась этого отменять. В апреле 1915 года в Вашингтоне по этому случаю был арендован огромный бальный зал и даже приглашен военный оркестр из шестидесяти человек, одетых в красные парадные мундиры. Тогда собралось более сотни гостей, многие из них приехали из Балтимора только для того, чтобы поприсутствовать на балу Уоллис.
Она была на седьмом небе от счастья – наконец-то состоялся и ее личный полноценный дебют.
Но успех Уоллис был омрачен. В конце 1915 года ее бабушка сильно повредила бедро при падении. Позже врачи установили, что это был перелом. Последствием травмы стала развившаяся у нее пневмония.
Будучи прикованной к постели, однажды она печально сказала сидевшей у ее постели внучке:
– Уоллис… Скорее всего, я больше уже не встану с кровати.
Спустя несколько дней Анны Эмори Уорфильд не стало.
Это было страшным событием для семьи Уорфильдов. Траур был продолжительным. Все носили черную одежду, скорбели и старались избегать любого появления на публике. Покойная Анна Эмори, безусловно, пользовалась огромным уважением у членов семьи. Она была единственной и последней представительницей клана Уорфильдов, хранившей былые ценности, размытые и забытые последующими поколениями.
Уоллис была потрясена этим событием, ведь бабушка стала ее наставницей и первым учителем. Именно у нее девочка научилась житейской мудрости и почерпнула столько женских секретов семейной жизни. Анна Эмори всегда была ярым борцом за справедливость, порядочность и добродетель. И эти качества она горячо желала привить не только Уоллис, но и прочим внучатым племянникам.
В конце мрачной зимы 1916 года Уоллис получила письмо от своей тети Корин Монтекки Мастин (младшей сестры Лелии Монтекки Барнетт; 1887–1976) с приглашением приехать к ней на летние месяцы в Пенсаколу, штат Флорида. Она писала о том, что ее муж капитан военно-морских сил Генри Мастин (1879–1923) недавно был назначен командующим базы морской авиации в Пенсаколе и что она будет очень рада, если Уоллис примет приглашение и поучаствует в празднованиях по случаю его повышения.
Сразу принять решение Уоллис не могла – было слишком много “за” и “против”. С одной стороны, в память покойной бабушки она не имела права на развлечения еще на протяжении очень длительного времени, да и ее главный спонсор дядя Сол такой поездки уж точно бы не одобрил. Но, с другой стороны, финансовое положение с тех пор не улучшилось, и необходимость замужества стала острой. Последние доводы перевесили, и Уоллис уехала.
В апреле 1916 года Элис получила письмо из Флориды, которое начиналось словами: “Я только что встретила самого обаятельного летчика на свете…” Мать поняла, что ее дочь наконец обретет счастье.
Эрл Уинфильд Спенсер (1888–1950) был двадцативосьмилетним лейтенантом морской авиации Соединенных Штатов Америки. Он был частым гостем в доме Мастинов. У него была военная выправка, подтянутая фигура, черные аккуратные усы и хорошо поставленная грамотная речь; он знал, чего хочет от жизни, и был ясен в изложении своей точки зрения. Конечно, девятнадцатилетняя Уоллис была им совершенно очарована. Пронзительный взгляд, сдержанная улыбка, учтивость и воспитанность молодого мужчины произвели на нее неизгладимое впечатление. А кроме того, у нее, как и у многих девушек, всегда была особая симпатия к мужчинам в военной форме.