Рыбьенога, висевшего в метре над Иккингом, ударило звуковой волной. Бедняга резко обрел бодрость, вскинулся, растопырился, словно взорвавшаяся морская звезда, и едва не вывалился из гамака. Далеко-далеко вверх по скале все гамаки зашевелились и закачались, их обитатели сели, протирая глаза и бормоча: «Шотакоэ? Шопрсходит?»

– И-и-и-ик! – встревоженно пискнул Беззубик, открывая глазки.

Он осознал, что, набирая скорость, несется к земле, и расправил крылышки.

Нападавшие драконы зависли в холодном ночном воздухе. Они перенастроили свет своих желтых глаз (исключительная способность, присущая некоторым драконам) со слабого свечения на ослепительное сияние, опустили головы…

И заметили Иккинга, раскачивающегося на остатках гамака. В слепяще-ярких лучах многочисленных глаз-прожекторов он был как на ладони на фоне темной скалы.

– Ух… ох… ВЕТРОГОН! ПРОСНИСЬ!!! – заорал Иккинг, бешено размахивая мечом во все стороны.

Кричал он по-драконьи, ведь Иккинг был одним из немногих викингов всех времен, способных говорить на этом завораживающем языке.

– Хрррооооо… пщщщщшшш… – храпел Ветрогон.

Рой драконов, по-прежнему зловеще висевший над Иккингом, исторг медленное, леденящее душу шипение. Что-то щелкнуло – это драконы опустили на глаза маленькие фокусировочные шторки, чтобы видеть предметы предельно четко с огромного расстояния.

Еще с минуту они парили неподвижно. Только чуть поводили глазами, следя за мечом Иккинга. А потом сложили крылья и ринулись вниз.

Ловчее пике.

Зрелище красивое, вот только Иккинг был не в настроении им наслаждаться. Хотя если бы он не болтался на одной-единственной полоске одеяла на высочайшей скале архипелага, то непременно залюбовался бы.

Ловчее пике – роскошный образец воздушной акробатики, когда дракон уходит в свободное падение, сложив крылья. А рой гигантских драконов, исполняющих его одновременно, так отвесно и так близко к Трудному Пути на Сердитую гору, что крылья практически задевали скалу. В глухой ночи – это, скажу я вам, редчайшее и прекраснейшее зрелище. До смерти впечатляет (только очень незадолго до смерти, честно говоря).

Драконы с воем приближались к Иккингу. Вожак уже распахнул пасть, но мальчишка в последний раз отчаянно извернулся, качнулся и зацепился за скалу. Рой драконов просвистел мимо, к подножию скалы, не в силах выйти из великолепного пике.

Иккинг отчаянно шарил по скале, пытаясь отыскать опору на гладкой, как стекло, поверхности. Руки, вцепившиеся в останки гамака, медленно, по чуть-чуть сползали все ниже. Долго ему не продержаться… но опора для ног никак не находилась, и он снова качнулся над головокружительной бездной прочь от скалы.

Тем временем Беззубик прыгал у Ветрогона по животу в тщетных попытках его добудиться.

– П-проснись! Проснись! Или Б’бе-беззубик перемелет твои кости в муку! – вопил дракончик. – Проснись, ты, ле-ленивый не-не-недотепа!

– Хрррооооо… пщщщшшш… – храпел Ветрогон, счастливый и довольный, как никогда.

Во сне он беззаботно перепархивал с дерева на дерево, и милая крохотная бабочка нежно щекотала ему пузо своими нежными крылышками.

Рыбьеног попытался выбраться из своего гамака на помощь, но запутался ногой в веревке.

Хрясь!

Пятидесятый дракон, очередной вертокрут, с визгом пронесся мимо Иккинга на скорости двести километров в час, в последний миг совершил зубодробительный разворот и ухватился за скалу крючьями на концах крыльев.

Блестяще! Непревзойденные летные навыки!

Неотрывно глядя на Иккинга, вертокрут начал быстро подтягиваться на крыльях по скале к беспомощно болтающейся жертве.

Беззубик бросил скакать по животу Ветрогона и изо всех своих крохотных сил попытался сковырнуть блаженно похрапывающего Ветрогона с карниза, в надежде привести его в чувство.