– Да у меня и денег-то нет на новую…

– Проблемы индейцев шерифа не колышат, – перебивает Римма. – Три дня и вон, на хаус к мама и папа, ферштейн?

– Франкенштейн… – наконец срывается с губ колкость.

– Чего бормочешь? – спрашивает Римма, наклоняясь ко мне.

От неё настолько сильно пахнет скисшим борщом, что приходится отвернуться.

– То-то же! – говорит она и манит племянника. – Витюша, коврик с ванны забери, что я покупала. Не для чужих людей всё-таки.

Мой вчерашний парень скрывается в ванной и почти сразу выскакивает обратно с криво скатанным розовым ковриком. Поднимает коробку со своим компьютером и спешит мимо меня к лифтам.

– И ты прощай, – говорю ему, когда проходит мимо.

Он не реагирует. Римма Александровна зачем-то запирает дверь на оба замка и, больше не обращая на меня внимания, идёт следом за Витюшей.

– До свидания, – бросаю ей.

– Надеюсь его не будет, – хмыкает Римма.

Смотрю на несушку с комбучей. Чем не возможность избавиться от неё?

– Римсанна! – зову её. – Вам чайный гриб не нужен?

– Тот, что в чашках вырос что ли? – усмехается она, хлопая дверью.

– Вот так! – подытоживает всё произошедшее соседка.

– А вам нужен? – спрашиваю у неё.

Ответом становится второй хлопок двери. Даже штукатурка сверху сыплется. У такой злобной старухи наверняка и своих криповых напитков предостаточно на подоконниках.

Остаюсь наедине со своей комбучей. Отпираю один за вторым замки, заношу внутрь шопер. Свет выключен. Из-за этого присущий квартире резковатый запах кажется ещё сильнее. Можно даже сказать, это неприятная вонь, пропитавшая стены, от которой ничем не избавиться.

Несмотря на то, что почти все вещи остались на прежних местах, в полумраке квартира выглядит давно покинутой и чужой. Вот тебе и три года отношений. Два года в этом доме. А стоило ли? Что дало? Куда вело? Разбираться со всеми этими вопросами совершенно нет никакого желания.

Вынимаю банку с чайным грибом из несушки и проношу в кухню, где автоматически ставлю её на окно. Скидываю синюю капроновую крышку. Из склянки разносится лёгкий кисловато-уксусный запах с нотками небольшой сладости. Не знаю, почему пристроила напиток именно здесь. Наверное, какая-то внутренняя программа, доставшаяся от бабушки.

Разворачиваюсь и тут же вскрикиваю, увидев на полу крысу. Но это оказывается не крыса, а очередной заскорузлый носок Витюши. Включаю свет. Стол и раковина завалены грязной посудой. Повсюду банки от напитков, этикетки от шоколадных батончиков. И ведь в это квартира превращалась каждый день. Сама по себе она в настолько спорном состоянии, что только чистота и порядок не позволяют ей окончательно превратиться в сарай с пластиковыми окнами. И с какой стати я вообще должна тут делать уборку?

В том-то и дело, что не должна и не буду. Пусть всё остаётся здесь так, как есть сейчас. Но куда мне идти через три дня? До зарплаты ещё далеко, а денег хватит только пару раз переночевать в замшелом хостеле. Никаких сбережений у меня нет – не то, что подушку, даже наволочку безопасности не скопила.

Возвращаюсь к окну. Уперев локти в подоконник, подпираю ладонями щёки и начинаю наблюдать за компанией ребятишек, задорно играющих в догонялки внутри футбольной клетки – с криками, смешками и поддавками. Со стороны заметно, как мальчишки намерено проигрывают девчонкам и наигранно расстраиваются.

Такие беззаботные, счастливые. Спорят, дурачатся, дни им кажутся бесконечными, а сами себе они – вечными. Хочется вот туда, в свою маленькость. Там, пусть и временами, была жизнь, а теперь только её отголосок. Будто тогда прокричала в будущее свою мечту, а она унеслась куда-то далеко, оставив после себя лишь искажённое эхо, с каждым днём всё сильнее утихающее. Но ничего. Ещё потрепыхаемся. Только как поступить?