Птолемей Седьмой стал знаменитым толкователем «Илиады»– истории о Троянской войне, составлял географические карты, объездил свое царство и описал земли, входящие в него. Это он, как будто от самого Аполлона получивший дар предвидения, запретил вывозить из Александрии папирусные свитки, тем самым подтолкнул писцов к новому изобретению – пергамента, вымоченных в известковой воде и вытертых пемзой тончайших телячьих шкур.
Когда Зоил, ритор из македонского Амфиполя, в речи своей перед Птолемеем обрушился с критикой на Гомера и его «Илиаду» царь его резко оборвал:
– О покойниках либо хорошо, либо никак. Потому что покойник не может встать и отхлестать по щекам.
Но, впрочем, благодеяния египетских правителей являлись скорее исключением из правил, потому что главное, что царило при дворе Птолемеев все эти триста лет, было вероломство, за ним шли измена, кровосмесительный инцест и жажда наслаждений – любых, даже самых непристойных.
…Когда уже были расставлены яства и рабыни омыли гостям руки цветочной водой, с улицы сначала донеслись шум и крики, затем к воротам дворца подъехала квадрига, из нее выскочил префект Муций с конвоем преторианцев; двое солдат волокли связанного веревками главного канцлера – евнуха Агамида. Птолемей, увидев, что происходит что-то неладное, незаметно скрылся под охраной двух стражников через потайную дверь.
– Убери в ножны меч, Муций, и объясни, в чем дело! – потребовала Клеопатра.
«О эти римляне! Они везде себя чувствуют хозяевами. Если их гарнизон стоит в Александрии, значит, они могут позволить себе всё», – подумала царица.
– Этот пес, – показал Муций на евнуха, – сказал, что мы привезли в сундуках не золото и серебро, а глиняные черепки и что ему нечем платить жалованье легионерам.
– Развяжите его, – приказала Клеопатра и повернулась к канцлеру: – О чем говорит римлянин?
– Я отвез сундуки, – начал евнух, стирая кровь с припухшей губы, – когда их открыли, там оказалось не золото, а вот это… – Агамид достал из кожаного мешочка, висевшего на шее, несколько черепков и кинул их на каменный пол. – Это было во всех ящиках.
– Он лжет, – зарычал Муций, – ты же сама, царица, видела, как в Риме грузили на корабль монеты.
Клеопатра сделала примиряющий жест:
– Дай сказать сначала нашему слуге. Продолжай, Агамид!
– Перед тем, как открывать ящики, я проверил все пломбы. Они были на месте. И сами ящики были из кованой меди – с Минервой в лучах солнца на крышке. Такие всегда приходят из Римского казначейства, что на площади возле храма Юноны Убеждающей.
Солдатское жалованье. Не заплати его вовремя, и будет бунт. Поднимутся легионы, и первый же проходимец, у которого окажутся деньги, захватит власть. Сенат это хорошо понимал. Для этого в Риме была специальная военная казна – «аерариум милитаре». 900 сестерциев, или 225 денариев, если перевести на золото, получал за год простой солдат из первого боевого строя: меч, щит и легкое копье. Солдаты из Александрийского гарнизона, приравненного к городской когорте, получали по 1500 сестерциев. Младшим офицерам – принципалам выдавалось полуторное или даже двойное солдатское жалованье. Знаменосцы, шорники, коновалы, оружейники – каждый получал свое вознаграждение.
– Смрадный пес! – побледнел от гнева Муций. – Ты украл у легионеров восемь миллионов сестерциев! На эти деньги можно снарядить несколько флотилий!
– И завоевать новые земли во славу Рима! – воскликнула Клеопатра достаточно иронично.
– Я не виноват, – упал на колени евнух. – Я не брал этих денег.
– Ты врешь, собака! Может быть, скажешь, что это я присвоил их? – стиснул зубы римлянин.