Во-вторых, потому, что некоторые ценные бумаги изначально не были обеспечены материальными ценностями. То есть речь идет о самом банальном мошенничестве. Причем в США это мошенничество было поставлено на «научную основу» и стало называться «управление стоимостью бизнеса». Еще лет 20–30 лет назад стоимость компаний определялась с помощью денежных оценок ее чистых активов по бухгалтерским балансам и иной финансовой отчетности или по котировкам акций, привязанным к значениям фактической прибыли (которая опять-таки фиксировалась в финансовой отчетности компаний). В 1980-е и особенно 1990-е годы главным ориентиром успешности бизнеса стала ожидаемая компанией в туманном будущем прибыль. Курсы акций и стоимость компаний стали определяться сладкими сказками и не менее сладкими мечтами, которые на «научном языке» стали называться «ожиданиями инвесторов». Если в 1970-е годы экономическая наука превратилась в ее жалкое подобие (поскольку исчез измеритель стоимости в виде золота как всеобщего эквивалента стоимости, а без эталонов измерений, как говорил Д.И. Менделеев, науки не бывает), то появление теории «управления стоимостью бизнеса» означало окончательную трансформацию экономической науки в шарлатанство. «Научное» шарлатанство, усиленное «промывкой мозгов» обывателей, привело к появлению на финансовых рынках «пузырей», которые в определенные моменты времени «сдуваются» или «лопаются», приводя к потерям инвесторов, измеряемым иногда не миллиардами, а триллионами долларов. Однако владельцев печатного станка (то бишь ФРС США) это уже не волнует, так как они под эти «пузыри» успели напечатать миллиарды и триллионы долларов, получив эмиссионную прибыль и инвестировав ее во вполне реальные (а не виртуальные) активы.

В-третьих, все те же шарлатаны (опираясь на экономическую «науку» и средства массового оболванивания) стали внедрять в практику новый класс активов, о которых ранее никто и слухом не слыхивал. Речь идет о так называемых нематериальных активах в виде «объектов интеллектуальной собственности», товарных знаков, фирменных «брендов» и всяких прочих каббалистических «виртуальностей». При этом на такие «виртуальности» стало приходиться более половины, а иногда более 90 процентов активов некоторых компаний. Начался ренессанс теории «постиндустриального общества» под вывеской «новой экономики», «экономики знаний», «экономики услуг» и всякой прочей тарабарщины, убеждавшей обывателя, что он может безбедно жить в виртуальной экономике, питаясь духом неизвестного науке происхождения. Энергичное наращивание таких «нематериальных активов» помогало быстро сооружать пирамиды ценных бумаг и надувать «пузыри» на финансовых рынках. В условиях кризиса «нематериальные активы» испарялись с такой же скоростью, с какой сдувались «шарики» на финансовых рынках.

Итак, товарного обеспечения американской валюты в широком смысле слова не было с 70-х годов прошлого столетия. По оценкам некоторых экономистов, всех материальных ресурсов в США хватит лишь для покрытия всего нескольких процентов требований всех держателей долларов (как резидентов, так и нерезидентов).

Даже всех материальных богатств мира (при сегодняшнем уровне цен) не хватило бы для «связывания» небольшой части накопившейся в мировой экономике «зеленой массы». Кстати, даже если бы активов США хватило для того, чтобы удовлетворить всех счастливых держателей «зеленой бумаги», совсем не факт, что Америка им это позволила бы сделать. Если в 1971 году Дядя Сэм отказался делиться своим золотым запасом с остальным миром, он точно также может отказаться от того, чтобы Америку скупали какие-то люди, не вписывающиеся в их представления о демократии и цивилизации. За примерами далеко ходить не надо. В середине текущего десятилетия начался бум создания в странах, торгующих нефтью и сырьем, так называемых суверенных фондов (в России был создан Стабилизационный фонд). Эти фонды формировались за счет валютных доходов от экспорта (прежде всего доллары, частично евро); через некоторое время доллары США подобно бумерангу стали возвращаться в Америку. Вашингтон объявил тревогу и начал выставлять барьеры на пути инвестиций суверенных фондов под предлогом того, что они «угрожают национальной безопасности США».