Установить расовую принадлежность древних обитателей Восточной Европы археологам помогли антропологи.

Антропология в рамках археологии – наука о развитии и формировании облика современного человека. В более широком смысле она называется расологией и является наукой, изучающей проблемы классификации современных рас, а также распространение и формирование общества на основе расовой принадлежности. Расология в конце XIX – начале XX вв., развивавшаяся на стыке с дарвинизмом, мальтузианством и другими модными тогда европейскими течениями, превратилась в расизм – лженауку, обосновывающую тезис о физической и психической неравноценности рас и о решающем влиянии расовых различий на историю и культуру общества. Другими словами, расизм разделил людей на «высшие» и «низшие» расы. С правом «высших» повелевать «низшими».

К середине XX в. расизм вместе с национализмом и ещё одним модным тогда политическим течением – фашизмом превратился в высшую форму человеконенавистнического учения – нацизма. Нет нужды перечислять, какими усилиями и какими жертвами был побеждён нацизм. Какие семена ненависти были посеяны тогда и дают всходы до сих пор. Нужно сказать только, что расология как наука была очень сильно дискредитирована расизмом и нацизмом. Здравые положения, родившиеся в её рамках, «застенчиво» именуются сегодня антропологией и краниологией (наука о строении черепа человека), а главные выводы антропологии всегда сопровождаются оговоркой об «отсутствии влияния расового типа на социальное и культурное развитие общества».

На самом деле расизм (а уж тем более нацизм) имеет под собой весьма сомнительную научную основу. Тезис о превосходстве одной расы над другими был разработан в Европе в XVIII–XIX вв. как прикладной, оправдывающий колониальную политику европейских империй. До этого на протяжении всей европейской истории нигде никогда не ставился вопрос о превосходстве одной расы над другой. Вся средневековая история Европы представлена нам как идея превосходства одной религии над другими и ведущихся на этом фоне религиозных войн (Крестовые походы, Реконкиста, Тридцатилетняя война, Гуситские войны и др.), и нигде не было речи о расовом превосходстве.

Древняя история рабовладельческого Средиземноморья также нигде не знает даже намёков на то, что людей порабощали на основе каких-то учений о превосходстве одной нации над другой. Рабами становились военнопленные, но могли стать и соплеменники (должники, преступники), но никто из древних не разрабатывал концепций расовой нетерпимости. Да и в условиях средневековой религиозной вражды любому представителю гонимой конфессии всегда давался шанс (правда, порой теоретический) спасти свою жизнь, приняв веру победителей, независимо от своей расовой или национальной принадлежности.

Миф о превосходстве одной расы над другой развился, как это ни парадоксально, в просвещённой Европе и был немедленно принят на вооружение в «демократической» Северной Америке. Несмотря на длительную эпоху древнего рабовладельческого строя, о которой пишут школьные учебники, наивысшее развитие рабство получило именно в эпоху Просвещения, в XVIII–XIX вв., в южных штатах Северной Америки, где рабовладение составило основу экономики целого региона, причём приобрело самые гнусные формы. Чернокожий раб считался вещью; белый рабовладелец мог поступить с ним, как ему вздумается: продать, покалечить, убить.

Такое обращение с людьми, пусть и другого цвета кожи, вызывало возмущение в передовых кругах общества. Требования запретить рабство звучали в самых высоких кабинетах Европы, и тогда в недрах американской дипломатии родился тезис о «невозможности отмены рабства, так как негры принадлежат к “низшему человеческому виду” и нуждаются, чтобы ими управлял белый человек». Но этот тезис пришёлся как нельзя кстати и ко двору главных европейских колониальных империй и самой главной из этих империй – Британской.