Действительно, в дебрях Волго-Камья, на лесных равнинах Среднего Поволжья, в степях Южного Урала в конце I тысяч. до н. э. – начале I тысяч. образовалась «контактная зона», где сходились племена европеоидов и уральцев и группы кочевников из Западной Сибири и Северного Казахстана. Дикие племена объединялись в союзы, постепенно «втягивая» в себя всё новые и новые группы кочевников с юга и востока Евразии. Этот гигантский «плавильный котёл народов» довольно долго накапливал «критическую массу», пока из-за потепления климата, случившегося в Евразии в начале I тысяч., и вызванной им засухи не вытолкнул из своей среды мощный племенной союз, получивший название «гунны» (в прауральских языках «унн», «гун», «огунр» – «человек», «мужчина»).
Около середины IV в. гунны заполнили степи в низовьях Волги и Дона, где столкнулись с приазовскими сарматами. Считается, что между гуннами и сарматами началась кровопролитная война, но, скорее, большинство сарматов-аланов присоединилось к степной армии.
Эта огромная воинственная орда не знала никакой расовой или религиозной нетерпимости и принимала в свои ряды всех желающих двигаться на закат солнца. Раньше бытовало мнение, что гунны были страшным бедствием для народов европейской цивилизации – дикой ордой разрушителей, но археологические исследования конца XX – начала XXI вв. внесли серьёзную корректировку в это утверждение.
Скорее речь должна идти не о тотальном уничтожении гуннами той или иной культуры, а о присоединении побеждённых народов и их соседей и включении их в гуннский племенной союз.
Византийский автор Аммиан Марцеллин, находившийся некоторое время среди гуннов, писал о них: «Племя гуннов, о котором мало знают древние памятники, живёт за Меотийским болотом (Азовским морем – авт.)… и превосходит всякую меру дикости».
Описывая образ жизни и жестокие нравы гуннов, Аммиан указывал на отсутствие у них наследственной царской власти: «…гунны… довольствуются случайными предводителями из сильнейших и сокрушают всё на своём пути…» Он описывал их как всадников, «приросших к своим коням, выносливым, но безобразным на вид». На конях гунны вступают в бой «клинообразным строем со свирепыми криками, врукопашную рубятся, очертя голову мечами и… набрасывают на врагов крепко свитые арканы».
Продвинувшись из Приазовья в Центральную Европу, гунны разгромили готскую державу Германариха, и здесь уже гуннов описывал ненавидящий их Иордан: «Малорослое, отвратительное и сухопарое, свирепейшее племя, понятное как некий род людей, лишь в том смысле, что обнаруживало подобие человеческой речи… Их свирепая наружность выдаёт жестокость их духа: они зверствуют даже над потомством своим с первого дня рождения. Детям мужского пола они рассекают щёки железом, чтобы раньше, чем воспринять питание молоком, попробовали они испытания раной. Ростом они не велики, но быстры… и чрезвычайно склонны к верховой езде; они широки в плечах, ловки в стрельбе из лука и всегда горделиво выпрямлены благодаря крепости шеи. При человеческом обличье живут они в звериной дикости». Иордану и другим европейцам пришедшие в Европу кочевники казались полулюдьми, полузверьми.
Ворвавшись в Центральную Европу и на Балканы, гунны в короткое время подчинили себе готов, сарматов, протославян и, соединившись с ними, начали громить Византию.
К середине V в. на пространстве от Рейна до Чёрного моря образовалась империя гуннов во главе с предводителем – хаканом Аттилой, о котором даже ненавидящий гуннов Иордан сказал: «Единственный в мире… правитель племён всей Скифии, достойный удивления по баснословной славе своей среди варваров».