Светка с трудом заставила себя не вмешиваться. Иногда надо просто уступить кому-то другому право спасти ближнего, потому что ближнему будет приятнее.

Эльрасул, подсев к девушке, сначала какое-то время наблюдал за галдящими лебедями, а потом решил уточнить:

– Думаешь, справятся?

– Ну не совсем же они тупые? – хмыкнула Светка. – Они перед сестрой очень сильно виноваты, пусть исправляются.

– А не придется потом их всех от этого Румпельштильцхена спасать?

Конечно, Светка уже думала об этом. Но решила, что братьям-лебедям надо дать шанс.

– Пусть хотя бы попытаются. Мы ведь с тобой тоже не маги, – усмехнулась девушка, по-дружески приобняв эльфа. – Нет никаких гарантий, что у нас получится лучше. И что вообще получится…

Закончив галдеж, лебеди еще раз уточнили у Светки, где именно сейчас находится Элизэль. Ведь девушка не могла выдать свой источник информации, поэтому пересказывала все, что ей удалось узнать о лебединой сестре, ссылаясь на слухи, дошедшие даже не до нее с Эльрасулом, а до Ахтуна. Названия города Светка не знала, однако успела под шумок сбегать и спросить у зеркала.

– Это в наших родных краях, – тут же обрадовался Гвен. – Осталось найти дом мерзкого старикашки!

Ближе к вечеру одиннадцать лебедей отправились спасать сестру, а Мариэль ответственно осталась выполнять поручение Шамаханской царицы.

– Я Зюльфире служу не из-за пряников, – обиженно прогоготала она. Но останавливать братьев не стала и обвинять их в предательстве тоже. Наоборот, пожелала им удачи и потом долго сидела на краю корабля, одинокая и грустная.

– Она же не плачет? – шепотом уточнил у Светки Эльрасул, с сочувствием глядя на лебедицу.

– Даже если плачет, это не наше дело, – буркнула девушка, тоже переживая за красотку, выбравшую верность царице, а не своей стае. Хотя совсем недавно Мариэль согласилась ради братьев пойти на унижение, но теперь они ее бросили ради родной сестры. И вроде бы все правильно, особенно если привязанность лебедей к стервозной красотке была не настоящей, а подогретой пряниками. Но Мариэль было жаль. Только жалеть ее было нельзя.

– Полезешь утешать – нахамит так, что не обрадуешься. – Предупредив Эльрасула, Светка отправилась собирать по сусекам ужин.

– Она подобрала меня совсем маленькой… – Лебедица, едва превратившись в человека, пришла реализовывать потребность объясниться. Похоже, ее грызла не обида, а чувство вины. Мариэль переживала из-за того, что осталась, а не потому, что ее оставили.

– Заботилась обо мне как о младшей сестренке. Учила танцевать, вышивать, читать и писать. Но потом ее забрали в гарем султана, а от меня избавились, попытавшись пристроить к какому-то гнусному старому магу! – Скорее всего от живой воды, давние воспоминания снова стали слишком яркими и болезненными. Мариэль переживала так, словно прошли не годы, а дни. – А он заколдовал меня, превратив в лебедя. Думал, в ногах у него валяться стану, умоляя о прощении! Но я взяла и улетела! – Лебедица усилила эффект фразы межмировым неприличным жестом. – Фью-ить…

Светка даже расстроилась, что они не захватили травяной гномьей настойки, сейчас она бы не помешала. Потому что Мариэль неожиданно потянуло на воспоминания. А такое настроение обычно очень заразно. Так что до глубокой ночи троица провела время, мило мирно ностальгируя. А потом так же втроем залезли под огромное покрывало и уснули.

Река Киселенка плавно перетекла в другую реку, вдоль которой корабль и летел всю ночь. А утром выяснилось, что река вливается в море и путешественникам надо двигаться теперь вдоль берега, мимо портового города. Погода, до этого вполне себе летная, внезапно разладилась, солнце спряталось за тучи, поднялся сильный ветер. И Светка, довольно часто в этом мире вспоминающая стихи Пушкина, продекламировала: