На меня вожделенно смотрела она.

Одним глазом.

Второй глаз смотрел строго на нос. Брежневские брови вороньим крылом чернели над её похотливым взглядом, но всё равно казались ниточками на толстом и усатом лице девушки, тянувшей весом на полтора центнера. Она улыбнулась мне, обнажив крупные лошадиные зубы, и пошла, виляя внушительными окороками. Да, это вам не тощая Фира Филькенгауэр. У меня нехорошо засосало под ложечкой.

Девушку я узнал. Танька с одиннадцатого класса. В Доме пионеров участвовала в коллективе «А ну-ка, девочки!». Стайка бегемотов выходила на сцену и топотала мимо кассы под различную музыку. Танька была там самой худенькой, самолично участвуя в отборе товарок. Откуда в нашем маленьком городке столько страшных толстух, я понятия не имел. Но эта фурия сделала всё, чтобы быть там самой красивой.

Этим же вечером пришёл ко мне «на чай» сосед – вышеупомянутый политический скорострел и начальник гороно.

– Лёша, я обо всём договорился. Поступим так. Я убедил директрису, что тебе нужна социализация и полезные общественные нагрузки. Татьяна Кучмак из одиннадцатого «А» посоветовала, а я поддержал идею… – Тут Михаил Викторович сочувственно на меня посмотрел и покачал головой. – Придётся тебе играть Дед Мороза в новогоднем спектакле в Доме пионеров. Это тебе не школьная ёлка. Будут садики всего города и дети военных с подшефной части. Могу я на тебя рассчитывать?

– Да, Михаил Викторович, не подведу! – легкомысленно пообещал я, удивляясь такому активному участию жирной Таньки в моей горькой судьбине и вспоминая своё несостоявшееся выступление в садике. Как там по-современному говорят, оттопырив мизинец, – «гештальт»?

Через три дня я был уже на репетиции спектакля.

Что приятно, роль оказалась несложной. На самом деле мне даже не нужно было гримироваться. Я играл роль меркантильного мудилы, который шабашит Дедом Морозом, исключительно чтобы нажиться на бедных детишках, предоставляя им услуги класса «табуретка – стих – нассать под ёлку». Занавес открывается, я типа сплю, притопывает Танька в роли настоящего Деда Мороза, будит меня и методом словесного спора, а также вывалившейся из-под кафтана гранаты, прогоняет меня со сцены.

Драматургия зашкаливала, но куда деваться.

Ставил спектакль низенький такой мужичок с огромными очками в толстой оправе, кричавший нам с Танькой: «Вот! Верю! Настоящие таланты!» Мужичка звали Альфред Альфредович, а само представление было его дебютом на должности художественного руководителя Дома пионеров.

Всё это возвело его подход к делу в немыслимую степень.

Танька приносила мне на репетиции домашнюю хавку, смотрела одним глазом как удав на кролика, но своего полового влечения ничем не выдавала. Лишь исправно роняла учебную гранату, предоставленную подшефной военной частью как реквизит, и прогоняла меня со сцены строго по сценарию.

Медленно, но верно настал день премьеры.

Я сидел в подсобке и мандражировал: публики набился полный зал; родители гоняли непоседливых детишек, воспитатели роняли очки в лимонад, приближался апогей. Нарисовалась Танька, загримированная под Дед Мороза. Видок, конечно, у неё был максимально некошерный… Косорылая, толстая, в плешивом розовом кафтане, со сросшимися на переносице чёрными бровями и жёлтыми накладными усами с бородой. Сложная экономическая ситуация в стране в полной мере отразилась на этом новогоднем костюме.

– Лёшечка! А я забыла гранату! – кокетливо подмигнула мне косым глазом Танька. – Будем импровизировать! А после концерта трахнем хереса! Я из дома принесла…

Кучмак ещё раз мне подмигнула и скрылась из виду.