– Мам, мне все равно. Мне и без этого есть о чем подумать – об экзаменах, например.

– Передай мне телефон, я позвоню ему и скажу, что нам нужно больше денег. Что самое время его первой семье встать на первое место!

Как будто он обратит на это внимание.

– Давай не будем портить праздник.

Я тянусь за бутылкой и двумя маленькими фужерами, которые мама Керри, должно быть, достала из нашего буфета. Это свинцовый хрусталь – вероятно, свадебный подарок.

– Поехали! – я вынимаю пробку из бутылки и позволяю шипящей жидкости налиться в фужер. Мама наблюдает за мной, и я надеюсь, что она не скажет мне в тысячный раз, чтобы я был осторожен с моими нежными руками хирурга.

Они не нежные! Это ее руки кажутся хрупкими, когда она берет бокал: искривленные пальцы тоньше его ножки. Миссис Смит покрасила мамины ногти в темно-розовый цвет, но от этого ее кожа выглядит еще бледнее.

– За моего решительного сына! – провозглашает она. – Который в конце концов добился своего.

– Нет. Это не моя заслуга. То, что я сделал сегодня, случилось благодаря моей несокрушимой матери, которая никогда не сдастся.

Мама засыпает, не допив первый стакан. Я накрываю ее одеялом и оставляю ополаскиватель для рта и радионяню в пределах легкой досягаемости.

Вино слишком сладкое для меня. Керри оно бы понравилось, но я даже не знаю, дома ли она. Я беру бутылку в свою комнату и бросаю взгляд через дорогу на ее окно. Настольная лампа в спальне отбрасывает силуэт ее профиля на штору.

Мне пойти туда или прикончить выпивку в одиночку? Я скучаю по Керри.

Остаться, пойти, остаться, пойти?

Сегодня прекрасный день, и я знаю, что из ее комнаты открывается вид на горизонт. Еще один бокал сидра, и тогда я наберусь смелости и попытаюсь возродить нас, вернуться к тому, какими мы были, прежде чем я попытался поцеловать ее и все испортил.

Я беру радионяню, купленную потому, что диапазон ее действия простирается до самого дома Керри, и на цыпочках иду по коридору. Возможно, она подскажет мне, что делать с экзаменом по вождению. Она всегда гораздо лучше меня умела обращаться с моей мамой. Но когда я нажимаю на кнопку связи на трубке радионяни, в ответ тишина, и нет никакого сигнала, который сообщил бы мне, что трубка Керри включена или заряжена.

Неужели она специально ее отключила?

Я опускаю трубку и перехожу дорогу, прежде чем успеваю про себя перечислить множество причин, по которым мне не следует этого делать.

Дверь открывает Мэрилин, цыкает, а затем кричит вверх по лестнице:

– Керри, Тимми пришел!

Ничего не происходит.

– Ты мог бы с таким же успехом подняться наверх, – хихикает она. – Но не делай ничего такого, чего не сделала бы я.

Забавно. Родители Керри никогда не мешали мне подниматься к ней в комнату. Все выглядит так, словно я единственный человек, который не замечает, что между нами никогда не было ничего романтического.

Я медлю у ее двери с нарисованной от руки табличкой: «Кабинет Керри». В тот день, когда ей подтвердили место в Манчестере, мы добавили красным маркером слово «доктора».

– Керри, можно мне войти? У меня есть выпивка.

– Подожди секунду.

Она открывает дверь, ее глаза полузакрыты, словно она спала. Она указывает на бутылку.

– Моя мама купила это для вас, не так ли?

– Да… перед экзаменом по вождению.

Я жду, что она спросит меня, что случилось, но вместо этого она берет бутылку и наливает большой глоток в чашку на прикроватном столике. Обычно, когда она занимается, повсюду разбросаны карточки с подсказками, однако сегодня вечером там нет ничего, кроме романа.

Я беру книгу.

– «Собор Парижской Богоматери». Это интересно?