– А ты у ней что-нибудь просил?
– Только одного – роди, говорю, мне сына, моего кровного, наследника хотелось… И она все годы обещала, сволочь…
Тут мой друг тяжело задышал, в глазах его промелькнула безысходная боль. И ярость я увидел в них. А чуть успокоившись, Мишка тихо продолжил; «Юра, пойми, я жить не хочу. Зачем? Кому я нужен. Я хочу дом продать и машину новую купить…»
– И как вы решили с ним? – спросил я.
– Как? Никак. Я просил пасынка, пока я живой – не продавать дом. Помру – пожалуйста. Он сказал, что посмотрит, с женой посоветуется… Я раза три хотел повеситься. Вон видишь крюк на потолке, возле печки, – кивнул Мишка кверху, где чернело его коварное изобретение. – Под ним табуретка стояла, но я побоялся выбить ее из под ног, Юра. Ну вот забоялся и все…
Потом мы пили пиво, прикусывая рыбой. Конечно, я утешал друга, говорил, чтобы он эту дурь из головы выбросил, что мы еще найдем ему женщину, но Мишка, шамкая беззубым ртом и обсасывая кусочек тараньки, лишь обреченно махнул рукой: «Не стоит, Юра, поезд ушел».
Летом 2017 года я вновь приехал в Донбасс уже охваченный войной, и выйдя из такси, направился в частный сектор, к дому товарища – на Мира 21…
В моем Первомайске бандеровцев не было, они заняли позиции в соседней Попасной, это 11 км от нас..
Солнце палило так же безжалостно. как в детстве. Город был пустынным и частично разрушен. Но к удивлению моему, на площади перед университетом стоял рейсовый автобус Стаханов-Первомайск и человек пять вышли из него. Значит дюди в городе живут и, как выяснилось, потихоньку работал даже завод, что-то еще выпускал.
Мишкин дом я узнал сразу, хотя он был заколочен. Ворота изрядно заржавели и усохло абрикосовое дерево у крыльца. Я долго ходил по соседям. Спрашивая, где человек, который здесь жил. Дома соседей в большинстве тоже были безлюдными. Наконец, из одной калитки вышла пожилая женщина с палочкой. «Михаил Иванович? – спросила она, – Так он давно здесь не живет. А дом его продали родственники».
– А сам-то Михаил Иванович куда переехал? – нетерпеливо спросил я. – Где он сейчас? Понимаете, я приехал из Москвы, друг его, мы жили на одной улице и с детства дружили. Там внизу возле речки Луганки были наши дома. Я ищу его, специально приехал.
В женщине открылось ко мне нечто доверительно-теплое. Морщины у глаз маленько расправились.
– Я вас понимаю, – проговорила она, вздрогнув, – Вы, наверное, знаете, он начал сильно пить, каждый день покупал бутылку водки и баллон пива. Он почти ничего не ел, да и зубов у него не было, ни одного. А пенсия у него хорошая, шахтерская. Я ему говорила: «Михаил Иваныч, вставьте себе зубы, кушать вам надо… Погубите себя» А он: «Ладно – вставлю когда-нибудь на том свете». Бывало, валялся он прямо здесь на дороге, я поднимала его, домой вела. Ой. как жалко его, человек-то он хороший был…
Меня как чем-то ушибло.
– Почему был? – спросил я. – Скажите, где он сейчас.
– Повесился, – шепотом произнесла соседка и перекрестилась. – Конечно, Юрка с отчимом нехорошо поступил, жестоко и неправильно. Не заслужил такого обращения Михаил Иванович, царствие ему небесное.
Донбасс, лето 2017 г.
БАВЛЕНЫ. 10. 07. 2018 г.
P.S. На этом, Дон Кихот Ламанчский, то бишь Тюменский, я заканчиваю «нацвиркивать незазейливую свою песню», которую посвящаю твоей несравненной Нильсинее Яковлевне, жизненный подвиг ее, надо думать, зачтется и на земле грешной и далеко за облаками в твоем фантастическом городе на Солнце.
Как говаривали в старину: «Право, не знаю, чем отогреть душу ее, ведь пережиты такие потери…» Ты – мужчина, тебе легче устоять. Хотя в твои 80 – трудно…