– Нашим бельем заправить вам койку, аль как?.. Все люди приносят обычно свои принадлежности, больничными брезгуют… У нас ведь они годами вращаются, и не отмываются уже, и порватые – дыра на дыре.

Тетя Тамара разворачивает простыню, на которой видны разводы не отстиранных пятен, и вопросительно смотрит на добротный спортивный костюм. Лицо его обладателя в крайнем недоумении. Сестра-хозяйка продолжает нагнетать страсти:

– За последние годы всего четыре матраса прислали и десять комплектов белья. А больные-то разные: у кого недержание, такому хоть по три раза на день меняй.

Мужчина в еще большем смятении:

– Тогда мне, выходит, опять домой надо ехать…

– Можно и не домой, – подсказывает выход тетя Тамара. – нас за углом есть магазин с постельным бельем, там все обычно берут, кто нашим побрезгует.

Больной соглашается с предложенным вариантом, и страхолюдная простыня опять кладется на полку.

Камера опять, приемом выборочного показа, воспроизводит разговор сестры-хозяйки с другими пациентами терапевтического отделения. Все беседы состоят из типового набора слов с демонстрацией устрашающих тряпок и заканчиваются согласием больного на доставку постельных принадлежностей или из дома, или из рекомендованного магазина. Ни одного факта согласия на пользование больничным бельем камера не показала. «Только гадость снимает, подлец! – отметила про себя Мария Сергеевна. – Лежит же и на нашем белье кое-кто».

А на экране появляются новые пары – теперь лечащие врачи и больные. Меняются лица врачей и больных, но суть их встреч постоянна: врач со скорбным лицом сообщает больному, что ему помогут такие-то вот лекарства, но в больнице их нет. Следует эффектное возмущение грабительской перестройкой, грабительскими реформами, коррумпированными властями и плохим обеспечением больниц. Обескураженному больному врач затем доверительно сообщает, что все эти лекарства можно приобрести в аптеке, которая расположена в соседнем, слева от больницы здании. «Мы можем, конечно, использовать то, что есть у нас, – следует лицемерный вздох, – но вы сами понимаете разницу между тем, что вам надо, и тем, что имеется». Больной говорит, что конечно он купит лекарства, которые его вылечат. И врач его тут же напутствует, что нужно купить и шприцы, и систему для капельницы. И вот больной уже ломится в двери аптеки.

Беседы врачей и больных, их результаты подаются также в отцеженном варианте: врач – больной – аптека, врач – больной – аптека…

Приторный голос за кадром обобщает показанное: «Итак, больному внушили, что в больнице нет ни лекарств, ни постельных, ни других принадлежностей. Что же все-таки есть? Давайте посмотрим!»

Следует обзорный показ больничных палат. Зрелище везде удручающее: обшарпанные стены, протертый линолеум, железные койки с пружинными сетками, прикроватные тумбочки с бутылочками, кульками, газетными свертками…

Столовая. Больные со своими кружками-ложками толпятся у раздаточной амбразуры. Тарелки – больничные. Их мало, они делают за обед по три-четыре оборота. Раздатчица, торопясь, моет их кое-как в металлической мойке. Иногда на краях у тарелки остаются пленки от пищи предыдущего едока. Один, получив такую тарелку, ворчит:

– Я где-то читал, что даже у самой чистоплотной хозяйки муж в год съедает до двух кило грязи, а здесь…

– Заткнись! – прерывают его. – И так эта жрачка в горло не лезет!..

Камера переместилась в подсобное помещение. Здесь – несколько ведер с несъеденной пищей.

Снова палаты. Больные, придя из столовой, поедают свои продукты.

Вечер. Больные в палатах, дежурный медперсонал собрался в столовой. Вплотную сдвинуты три стола, на них – колбасы, сыр, другая провизия и… графинчик со спиртом. Дверь заперта изнутри. Из палат слышатся стоны больных, их крики, зовущие врача, няню, сестру, из столовой – громкие веселые голоса, раскатистый смех.