Вот признания моего клиента Саши: «В детстве я больше всего боялся потерять родителей. Мне казалось, что, кроме отца, меня никто никогда не поймет. Отец чем-то похож на меня, мы думаем одинаково, и он с детства понимал и разделял многие мои фантазии. Я мог с ним поделиться тем, что меня по-настоящему волновало. И когда отец болел или задерживался с работы, я приходил в ужас, я по-настоящему переживал полное сиротство и одиночество. Это, конечно, было очень эгоистическое переживание, я боялся не за отца, а за себя: как же это я останусь совершенно один в этом мире, и не будет отца, у которого есть “ключик от моей головы”. Я был совершенно уверен, что больше никому и никогда не будут интересны те “фильтры”, с помощью которых я смотрю на мир. Именно поэтому у меня не было друзей, мне было неинтересно обсуждать “простые и грубые” вещи, которые интересовали одноклассников. Не то чтобы я был намного умнее их, скорее я (как мне казалось, но я был не слишком далек от правды) единственный чувствовал какие-то тонкие вещи. Моя ошибка, если можно так сказать, заключалась в том, что я не хотел спускаться с этих тонких вещей к миру – и различать их в мире, а не только в себе. В университете я разозлился на себя, испугался, что навсегда останусь одиноким, и стал нарочно стараться мимикрировать под окружающих. В первое время это был ужас, потому что я понимал, что все равно люди мне совершенно чужие и я не испытываю к ним и десятой доли того интереса, как к своей внутренней жизни, которая им недоступна. Но я как-то понял, что мне нужно продолжать делать это, иначе я просто сойду с ума. И постепенно, не раньше чем годам к двадцати, я как-то постепенно научился и передавать часть своих эмоций окружающим, и различать тех людей, которые могут разделить со мной больше эмоций».

В сущности, бессознательный страх Романтика точно такой же, как и у Профессора: «Если я буду других чувствовать и понимать, то я сам растворюсь и меня не будет, исчезнет все то тонкое, чем я дорожу». Но, с другой стороны, у него есть то, чего у Профессора нет: Профессору хватает быть сложной книгой, стоящей на полке в библиотеке, а Романтик очень хочет, чтобы для него нашлись хотя бы немногие читатели. Он особенно склонен впадать в зависимость от тех немногих, кто включен в его референтную группу. Людей, с которыми он может общаться, действительно мало, «нечужих» немного, потому что он «странный» не только субъективно, но и объективно.

Обучение эмпатии у Романтика начинается, когда его «хочу, чтобы меня прочитали» дополняется желанием идти против течения, когда он решает – пусть через боль и неудобства – вылезти из колеи своих фантазийных оргазмов. Обычная мотивация здесь примерно такая, как у Саши: «я чувствую, что схожу с ума», «я слишком одинок и чересчур отдалился от людей». Романтик чувствует эту опасность лучше, чем Профессор и Акакий, он действительно мотивирован на сближение и готов преодолевать препятствия. И первым шагом становится влезание в шкуру других, пусть далеких и чуждых людей, их подробное рассмотрение, эксперимент. Сначала эмоции не задействованы, это чисто сознательное действие по самонастройке.

Саша: «Банальная вещь, но я в какой-то момент решил, что если я не умею знакомиться с девушками, то буду знакомиться со старушками. Они казались мне как-то безопаснее, у меня к ним не было особых эмоций, поэтому я стал просто разговаривать с вахтершей, с кондуктором в троллейбусе, переводить каких-то пожилых леди через дорогу, я ходил в дом для пожилых, который у нас тут был неподалеку. Действовал бессмысленно, но все равно ведь смысла нет. Потом вообще привык общаться везде, куда приду, стал понимать, когда можно начать общение, когда нельзя. У меня была такая фантазия в какой-то момент, что я как такой восточный шах, который вышел посмотреть, как живут люди, и впутывается в приключения. Своего рода эксперимент, приключение, как у принцессы в фильме “Римские каникулы”. То есть я свои фантазии вплетал в реальность, делал себе такой квест, невидимый окружающим. Это мне очень помогало, создавало такой задор и волшебство во всем этом, я делал материалом для своей игры всю округу, весь город, и таким образом я выходил к людям».