Тётка вся обрыдалась, пока Клим рассказывал ей эту историю. До самых сумерек он помогал ей снимать яблоки. При ней он снимал их бережно, как она и велела, по одному, аккуратно укладывая на дно плетеной корзины. Как только она ушла в дом подогревать борщ, Клим слез с дерева, тряхнул ствол как следует, и подобрал с земли целый мешок белого налива, который отволок через сад в степь и присыпал его пожухлой травой.

Самогонки она ему не предложила, если не считать молока, а он постеснялся спросить, чтобы не испортить впечатления о себе. Спать совсем не хотелось. Освещенный тусклой лампочкой памятник Ленину, который был виден из окна, притягивал Клима неким таинственным и непознанным содержанием.

– А что, тетушка, – спросил он, тщательно выбирая изо рта горошины черного перца, – имеются ли в вашем городе какие-нибудь дворцы детского творчества или дома культуры?

Тетка весело ответила, что всё давно закрылось, обрушилось и истлело, за исключением разве что частного коммерческого кафе «Алик», где по вечерам собираются непотребная молодежь и развратные девки. Клим с осуждением вздохнул, встал из-за стола и сказал, что перед сном желает пройтись по соседям и поспрашивать про своего героического деда.

Оказавшись на ночной улице, Клим испытал прилив приятной и немного волнующей энергии. Он вспомнил про мешок с яблоками, и уже хотел было отправиться на его поиски, но благоразумно решил, что сейчас не самое подходящее время для бизнеса, и потому решительно двинул на центральную площадь, откуда доносились звуки задорной песенки, которая утверждала, что «все будет хорошо».

Тень от памятника падала как раз на вывеску, и прочитать название заведения не было никакой возможности, как, собственно, и необходимости. Климу и без вывески было ясно, что музыка доносится именно из кафе «Алик», в отличие от которого все остальные торговые точки на площади затаились в кромешном мраке и тишине. У распахнутой настежь двери, прислонившись лбом к стене, стояла коротконогая девушка в вульгарной короткой юбке и, глядя на свои забрызганные туфли, издавала такой звук, будто доктор сунул ей в рот палочку и попросил сказать «а-а-а». Клим осторожно приблизился к дверному проему, в готовности к неожиданным встречам, и зашел внутрь.

Помещение было темным, душным и небольшим, и окурки, которые веселые пацаны кидали с крайнего столика, запросто долетали до противоположной стены, разбиваясь в искры. Две девушки с пышными копнами волос танцевали посреди кафе, задевая бедрами столики. Барной стойки здесь не было, ее заменяло квадратное отверстие в стене, похожее на амбразуру. Время от времени к амбразуре подходил человек, протягивал деньги, и получал оттуда бутылку.

Клим нашел свободный столик, и даже свободный стул, у которого, правда, не было спинки. Прежде чем отправиться к амбразуре, он хотел понаблюдать за тем, что пьет и сколько за это платит местное население. Очень скоро он понял, что тоже стал объектом наблюдения. Как минимум дюжина пар глаз смотрела на него. Самыми любопытными оказались парни с соседнего столика. Они не просто поглядывали на Клима, они открыто пялились на него, при этом ухмылялись, кривили губы и дружно, как по команде, хохотали. Клим без удовольствия отметил, что они смотрят на него как заядлые футболисты на новенький, хрустящий, блестящий, кожаный мяч.

Парням явно не терпелось познакомиться ближе. Один из них, ускоряя развитие знакомства, встал прошелся по залу и с силой толкнул столик, за которым сидел Клим. Столик въехал Климу под ребро. Конфликтная ситуация зарождалась на ровном месте, уходить было поздно. Девушки, которые танцевали, сели за свой столик, причем так, чтобы им хорошо был виден самый интересный угол. Они курили и с нетерпением ждали драки, гадая, чем будут бить чужака: просто кулаками и ногами, или стульями тоже.