– Б-барсов, это не то, что вы подумали. Я… я…

– На шухере постоять? – спокойно уточнил я.

– Да, будьте так любезны, – вежливо согласилась Родионовна, а я, кажется, уронил челюсть.

– Чего еще я о вас не знаю? – со смешком уточнил я и добавил: – Продолжайте, я послежу.

Ринат

Родионовна с усердием бывалого вора-медвежатника снова принялась ковыряться в замке шпилькой и невидимкой, а я продолжал находиться в культурном шоке.

– Арина Родионовна, а ты сама из института ушла или декан твое уголовное дело случайно прочитал? – не удержался я. – Сколько сроков ты отмотала, скромный препод?

– Барсов, стойте молча, ради бога! – раздраженно потребовала она.

– Кого хоть грабим?

– Неважно!

– Как неважно? Я должен знать, за что мне придется лучшие годы своей жизни провести в тюрьме.

– Идите к себе, раз боитесь! – отмахнулась она.

Мои брови стремительно поползли вверх, а я посмотрел на Родионовну другими глазами. Кто ж знал, что за маской скромной училки в очках скрывается такая чертовка? Хоть бы знак какой подала мне три года назад, я б…

Я б ее тогда замуж не отпустил. Прям со свадьбы бы украл и своей сделал! Думал, она примерная жена примерного мужа, а она замки взламывает шпилькой и невидимкой.

– Не получается? – молчать в ее присутствии не получалось.

– Заело, – пожаловалась Родионовна.

– Дай я, – и приказал окосевшей Арине: – Двигайся, сам открою. Родионовна, а тебя камеры в коридоре не смущают совсем?

– Смущают. Кража со взломом группой лиц карается по закону строже, поэтому, может, вы к себе в номер пойдете, Барсов?

– Даже спрашивать не буду, откуда ты все знаешь, – хмыкнул я, отодвигая ее стройную фигуру в сторонку, чтобы не мешала.

И сосредоточился на замке. Взялся одной рукой за шпильку, другой за невидимку и стал медленно прокручивать под нервное сопение моей Арины.

– Ты бы в коридор лучше смотрела, – посоветовал я. – А если нас с поличным загребут?

– Скажем, что в порыве страсти этаж перепутали. – Я только в тот момент заметил, насколько она была бледна, и что руки ее дрожат.

И хотел бы подумать, что это из-за моей непосредственной близости, но…

– Ага. И решили собственный номер шпилькой и невидимкой взломать. Логично. Чей номер хоть?

– Одного плохого человека. Это все, что ты должен знать, – задрала она носик повыше.

– Так, может, давай ему просто морду набьем? – радостно предложил я.

– Просто откройте эту дверь, и все. Я заберу свое, и разойдемся!

– Ага, разойдемся, конечно! Я тут стараюсь, и снова даже не поцелуешь? Родионовна, ты…

– Лифт! – пискнула она.

– Твою мать! – вытаскивая «отмычки» из замков, выругался я.

Поднялся, схватил ее за руку и повел в конец коридора, к балкону, как раз в момент, когда четверо сворачивали к нам из-за угла.

Пришлось использовать старый как мир трюк: хватать училку, прижимать к стене, закрывая своим телом, и целовать.

Я, когда ее губ своими коснулся, почувствовал себя, как тот впечатлительный голубь во время свободного полета. Забыл, кто я, как меня зовут и что предположительно через пару дней буду красоваться на всех постерах под набившим оскомину заголовком «Их разыскивает полиция». Интересно, в обезьяннике можно как-то договориться, чтобы нас в одну камеру закрыли? Любые деньги бы отдал за такую возможность.

Прохладные пальчики Родионовна легли на мою шею ударом двести двадцати вольт, меня подбросило на месте, а чей-то глумливый голос («Во дают! До номера дойдите») вызвал приступ острого раздражения.

Я молча показал придурку средний палец, ни на секунду не отрываясь от сладких как мед губ училки. И словно воочию слышал, как скрипит, отъезжая, моя крыша, когда проник языком в ее ротик, сплетаясь с ее язычком.