– Я в порядке, – холодно произнес герен. – Комната.

– Последняя по коридору, – опомнившись, сказала я, вновь идя вперед и кляня себя за неуклюжесть.

Зачем я полезла его щупать? Может, к этим драконам вовсе нельзя прикасаться простолюдинкам вроде меня. Кожа у него оказалась теплая и гладкая, никакой чешуи. По крайней мере, на лбу.

– Самая тихая и просторная спальня, – добавила я. – Из окон открывается чудесный вид.

Открыв дверь, посторонилась, пропуская его.

– Прикажете подать ужин сюда?

Сбросив грязные ботинки, Гарольд Шпифонтейн вошел в комнату, окинул взглядом обои в цветочек, гуся, скрученного из полотенец, и горшочки с фиалками на подоконнике, а после довольно громко застонал и захлопнул дверь перед моим носом.

– Хам, – вырвалось у меня.

Очевидно, Лоханки его разочаровали. Но именно это чувство испытала и я. Разочарование. Я ждала дракона, исконного вассала, носителя древней крови, но вместо умудренного летами мужчины, способного разглядеть тихую прелесть сельской жизни, явился какой-то столичный хлыщ в розовых ботинках. Хмурясь и покусывая губы, я двумя пальцами подняла ботинки за шнурки и спустилась вниз, где ждали городничий вместе с дочкой и еще целая толпа.

– Ну, как? Что сказал? Чего хотел? – торопливо спросил городничий.

– Ничего, – буркнула я, бросив ботинки в лохань позади стойки. – Устал с дороги, наверное.

– Может, усладить его слух изысканной песней? – предложил Франтик, бренькнув по струнам.

– Сдурел? – поинтересовался городничий. – Он мужчина утонченный, сразу видно. А от твоего воя даже медведи разбегаются. Хочешь, чтобы герен из окошка сиганул?

– А что ему станется, – невозмутимо пожал плечами Франтик. – У его ж крылья.

Вот бы посмотреть, как он превращается в дракона! Распахивает крылья и летит, летит над нашими Лоханками, и крылатое отражение плывет по озеру…

– Так, все на выход! – скомандовал городничий. – Не будем мешать дракону. А ты, с лютней, первым вон.

– А ужинать? – с надеждой спросил один из мужиков.

– Дома поешь, – отрезал он.

– Пахнет так, что я сейчас язык проглочу, – не сдавался тот.

Я обернулась в сторону кухни, откуда доносился аромат жаркого. Ягненка и правда было жаль. Завтра вкус будет не тот.

– Так, не расходимся, – приказала я. – Если уважаемому исконнику приспичило поголодать – его право. Зря я, что ли, полдня готовила? Все к столу!

Жаркое уминали за милую душу, но, поостыв, я все же отрезала хороший кусок герену. Пусть первое знакомство не задалось, но я не собиралась отступать от плана. Полив запеченные ребрышки клюквенным соусом, я вынула из печки горшочек с томленым картофелем и грибами. Устроив все на поднос, добавила блюдце с маринованными огурчиками и чесноком, чашку с фирменным морсом, два ломтя свежего ржаного хлеба…

– Ты отнес его чемоданы? – спросила я у Виктора, который составлял грязную посуду в таз.

– Отнес, – кивнул Виктор. – Он там лежит и страдает. На меня и не посмотрел.

– Хам, – с раздражением повторила я, осознав, что больше всего меня задело равнодушие герена.

Не то, чтобы я была такой уж красавицей, но привыкла, что при взгляде на меня мужчины смягчаются, приосаниваются и начинают подкручивать усы. А у этого Шпифонтейна и усов-то не было! Весь такой гладко выбритый, причесанный, словно вылизанный весь… Не должен быть мужчина таким ухоженным и красивым! Что тогда остается нам, женщинам?

Я потерла запястье, словно бы хранившее прикосновение герена, и еще раз осмотрела блюда, внезапно подумав, что и они, возможно, не дотягивают до высоких столичных стандартов.

– Заменишь меня? – попросила я, и Виктор, кивнув, пошел за стойку.