Я поднял уставшие, просящие света глаза к окну, и увидел этот снег. Он особенно хорошо был виден в свете уличного фонаря. Тяжёлые больные комья валились с неба на грязный асфальт. И в комнате было очень холодно. И всё это я совсем не любил. Совсем…

Достав из кармана зажигалку, я аккуратно поджёг фитиль, почти израсходовавшей себя свечи. Волшебное и столь тоскливое действо за окном затмилось отблеском от источника света, и я перестал видеть то, что творилось за холодным стеклом. Только мерцающий огонёк, да моё мрачное отражение.

Я смотрел сам себе в глаза и не находил своего взгляда. Так, чёрные круги. И тут стало ещё и страшно. Часто повторяющееся ощущение, что кто-то стоит позади тебя и может схватить в любую минуту за шею и не придушить, нет, а только напугать. Да, испуг в данном случае принесёт меньше пользы, чем смерть…

Я на всякий случай оглянулся. Никого, но ещё есть шанс, что кто-то притаился за закрытой дверью. Ведь совсем скоро должны придти.

Теперь при свете свечи я по-новому рассмотрел своё письмо. Грязная бумажка. Пустые и неразборчивые слова, которые появлялись в течение восьми дней после долгих, и, зачастую, отвлечённых от главной темы размышлений. Полнейшая неразбериха в своих мыслях… и совсем мало мгновений отделяло очередное недописанное письмо от надежды быть всё-таки отправленным до ритуального сожжения в пламени хилой свечки. Но… очередной хоровод воспоминаний заставил ненадолго успокоиться в вымышленном мире, под именем Счастье…

Раннее утро плескалось в море, что было принято звать Чёрным. Но оно совсем не чёрное, оно… оно лучезарное! И даже чайки не так противно визжали, дополняя морской пейзаж, а наоборот, подчёркивали всю реальность момента, когда мы одни на краю света и до конца этого самого света ещё достаточно долго, чтобы узнать всю радость существования. Мы одни, а море оно такое большое, и, кажется, вроде бы предназначено для всех, но сейчас как бы оно всё наше. Мы вдвоём и больше нет никого.

Её улыбка – моё солнце. И мир не такой огромный, холодный и злой, а просторный, прохладный и… наш. Радость от пойманного на лету мгновения счастья переполнило моё сердце горячей волной сладкой нежности…

И обжигающим пламенем горя.

То, что у меня весь мир погиб – самая невосполнимая потеря. И нет больше ни этого утра, ни моря, и Её больше нет. Всё раздавлено горькой правдой, смысл которой затуманивается в придуманных обстоятельствах погони от счастья в вынужденной борьбе за обычную жизнь. И пусть без моря и солнца.

Невыносимая тоска заставила вновь всматриваться в вечернюю мглу за окном. Сквозь ореол нехитрого источника света и собственное отражение я видел обрывки этой темноты, за которой ничего не должно быть. Но пока я остаюсь, пусть даже здесь и сейчас, ну, может, и не совсем сейчас, но где-то.

Пропадая и появляясь, мы меняем пространство вокруг себя. Жаль, что мы не всегда способны определить – украшаем или загаживаем мы собой это пространство…

Всё, всё может пройти мимо, оставив какие-то непонятные следы на теле и на душе.

Короткий приступ боли и сон. Точнее, не сон, а какой-то провал в безвременное пространство, где нет ничего. Очнувшись, я быстро затушил свечу. Надо экономить такой важный источник света.

А в других домах по-прежнему было уютнее, чем здесь. Погрузившись не в вечернюю, а уже ночную темноту я увидел в экране окна далёкие глыбы чёрных домов с немногочисленными огоньками света, где живут более счастливые люди. Я никого здесь не знаю и не хочу знать. Потому что меня нет, я такая же чёрная тень, как и эти дома. Дополнение ко всему глупому миру, который меняется внутри меня, оставаясь безучастным и неизменимым снаружи.