«Когда вы заметили перемены в Томе?» – спросил я.
«Дайте припомнить, – ответил Джим Смит, – сейчас ему 14, его оценки были первой проблемой, на которую мы обратили внимание около двух лет назад. В последние месяцы шестого класса мы заметили, что ему надоела школа, а потом и все остальное. Он перестал ходить в церковь. Позднее Том даже потерял интерес к друзьям и проводил все больше времени в одиночестве, обычно в своей комнате, он говорил все меньше и ел все меньше.
Но все стало гораздо хуже, когда он перешел в среднюю школу. Том потерял интерес к своим любимым занятиям, даже к спорту. Именно тогда он совершенно забросил своих старых надежных друзей и начал носиться с мальчишками, которые вечно имели неприятности. Взгляды Тома изменились и приблизились к их взглядам. Он мало придавал значения оценкам и перестал заниматься. Эти друзья часто вовлекали его в неприятные истории.
Уж мы все испробовали. Сначала мы шлепали его. Затем лишили его привилегий: смотреть телевизор, кино и т. д. Однажды мы лишили его всех удовольствий на целый месяц. Мы попробовали поощрять его за хорошее поведение. Я полагаю, мы попробовали все рекомендации, которые когда-либо слышали или читали. Уж не знаю, может ли кто-нибудь помочь нам или Тому?
Что мы делали неправильно? Разве мы плохие родители? Господь свидетель, мы старались изо всех сил. Может быть, это врожденное что-то, унаследованное Томом? Может быть, это связано с его физическим состоянием? Но наш педиатр обследовал его пару недель назад. Может, нам свести его к эндокринологу? Может быть, ему нужно более серьезное обследование? Нам необходима помощь. Мы любим нашего мальчика, доктор Кэмпбелл. Что нам сделать, чтобы помочь ему? Что-то надо делать…»
Позже, когда мистер и миссис Смит вышли, в кабинет вошел Том. На меня произвели приятное впечатление его поведение и привлекательная наружность. Его взгляд был устремлен вниз, и если наши глаза встречались, то лишь на краткий миг. Будучи, очевидно, умным мальчиком, Том тем не менее объяснялся короткими, резкими фразами и хмыканьем. Однако вскоре Том достаточно освоился и, делясь своей историей, воспроизвел буквально тот же фактический материал, что и его родители.
Продолжая, он сказал:
– На самом деле, никому, кроме моих друзей, до меня нет дела.
– Никому? – переспросил я.
– Может быть, родителям, я не знаю… Наверное, они беспокоились обо мне, когда я был маленьким. Как бы то ни было, сейчас это не имеет значения. Все, что их в действительности занимает, – это их собственные друзья, работа, занятия и вещи. Им незачем знать, чем я занимаюсь. Это не их дело. Я только хочу быть подальше от них и вести свою собственную жизнь. Зачем им так беспокоиться обо мне? Они никогда не беспокоились раньше.
По ходу разговора стало ясно, что Том впал в депрессию от постоянного ощущения неудовлетворенности самим собой и своей жизнью. Том, с тех пор как он себя помнит, всегда жаждал близких, теплых отношений с родителями, но в течение последних месяцев он постепенно отказался от своей мечты. Он ушел к сверстникам, которые приняли его, но его неудовлетворенность еще больше усилилась.
Вот обычная, но трагическая ситуация сегодняшнего дня. Перед нами – приближающийся к подростковому возрасту мальчик, который был вполне благополучным в ранние годы. До 12–14 лет никто и не догадывался, что Том несчастлив. В те годы он был всем удовлетворен и мало что требовал от своих родителей, учителей и кого бы то ни было. Поэтому никто не подозревал, что Том не чувствовал себя любимым и не был уверен, что его принимают в расчет. Несмотря на то что родители сильно любили его и заботились о нем, Том не чувствовал искренней любви. Конечно, Том знал о любви родителей и их заботах о нем и никогда бы не стал этого отрицать. Тем не менее ни с чем не сравнимое эмоциональное состояние, когда можно чувствовать себя безоглядно любимым и безусловно принимаемым, Тому было не знакомо.