Однажды мы играли двор на двор в казаки-разбойники. Так как я физически была очень сильной, то меня приметили мальчики из соседнего двора и со страхом и уважением нарекли «Терминатор». Во время игры мне, наверное, это польстило, но потом в течение нескольких лет я проходила через этот соседний двор втянув голову в плечи, потому что боялась, что с другого его конца услышу: «Те-ми-на-тор». Это орали уже совсем другие мальчишки и с совсем другой интонацией, просто чтобы не упустить возможность над кем-то поиздеваться. Больше всего я боялась, когда шла с мамой. Боялась, что она узнает, что ее дочь обзывают. Попросить защиты мне не приходило в голову.

В лагере происходило то же: мне давали клички и орали их на улице, говорили в лицо, повторяли изо дня в день, и даже из лета в лето они умудрялись перекочевывать. Я защищалась как могла. А как ты тут защитишься? Я просто огрызалась, но это только ухудшало дело. Я не знала, что еще мне может помочь. Однажды, когда снова и снова открывалась дверь в нашу палату и в мою сторону летели изощренные именования всех моих реальных и выдуманных недостатков, я расплакалась. Из-за того, что в какой-то момент подумала, что если бы мама увидела это… мне маму стало жалко, и я не смогла сдержать слез. Не знаю, что это за эффект. Нужна помощь психологов, чтобы его объяснить. И тогда, кстати, единственный раз в жизни за меня заступились девочки. «Посмотрите, что вы сделали», – сказали они обескураженным хулиганам, торчавшим в дверном проеме. Те затихли.


Я продолжала «видеть» этих притаившихся где-то за дверью обидчиков еще долгое время. Лет до тридцати. Помню, как разбирала с психотерапевтом на сессии, почему боюсь общаться с парнями, когда мы в одной компании. Мне все время кажется, что раздастся крик обличения: «Ты с этой? Да с ней никто не водится! Да ты посмотри на нее!». Я до сих пор испытываю что-то подобное. И до сих пор с ненавистью отношусь к двум самым отъявленным из них. Говорят, что мне самой будет лучше, если я освобожусь от негативных чувств, прощу и отпущу. Я с удовольствием это сделаю, только вначале напишу их имена на плакате и пройдусь по городу. Юра Соколов и Андрей Алымов, слышите? You suck.


Дневник:

Есть такая притча. Однажды в клетке сидел милый, дружелюбный попугай и чирикал. Хозяйка решила почистить его клетку пылесосом. В него случайно угодила птица. Попугая спасли, он еще дышал, его решили сполоснуть под душем. Ему почему-то стало еще хуже. Его решили посушить феном. Короче, он все-таки выжил, но больше не чирикал…

Однажды в аквариуме плавала щука. Вокруг плавали мелкие рыбешки, ее пища. В аквариум между щукой и рыбешкой вставили стекло. Когда щука захотела есть, она погналась за рыбкой и наткнулась на стекло, потом еще раз, и еще раз… А потом стекло убрали. Но щука больше не охотилась – она умерла от голода, будучи окруженной пищей.

И это, и другое называется насилием. Но во втором случае оно особенное – это подавление, и в определенном смысле хуже. В первом случае попугай знает, что с ним все нормально, это мир плохой. А во втором случае щука убеждена, что с миром все нормально, это с ней что-то не так. В Брянске меня очень конкретно убедили в том, что со мной что-то не так. Хотя что-то не так было с теми, кто убеждал.

Совет:

Хороший совет оставили нам наши предки еще тогда, когда были покрыты волосами: «Бей или беги». Мне кажется, нужно или уходить от насилия – жаловаться другим, не возвращаться в те места, где издеваются, проситься в другую школу – или бить. Это, конечно, тоже насилие. Но лучше опуститься на уровень питекантропа, чем дать убедить себя в том, что ты недочеловек.