– И?
– Сомати— это высшая форма медитации10, при которой душа покидает физическое тело, но находится где-то неподалеку, тело при этом не разлагается, а хранится, как консервы, всегда готовое принять свою душу обратно. Оно может пребывать в таком виде миллионы лет, а душа в это время познает иные пространства, сущности и параллельные миры. То есть набирается опыта, совершенствуется и постигает истину. Известно, что в такое состояние можно войти, только практикуя очень глубокую медитацию, которая доступна лишь избранным или посвященным. Обычному человеку это недоступно!
Полковник сделал паузу, показывая, что сказанное имеет чрезвычайную важность.
– И тут мы подходим к тому, что ваш отец настоящий феномен! Он сделал то, что порой не под силу очень сильным йогам, ламам и колдунам. А он, даже не будучи буддистом, вошел в состояние сомати и пребывает в нем почти тридцать лет. Причиной, как мы предполагаем, послужил серьезнейший стресс. Но и тут мы не уверены на сто процентов.
– Возможно, – задумчиво произнес я. – Они тогда расстались с матерью. И я чувствую, что это было для него очень серьезно.
– Мы знаем. Мы изучали каждую деталь.
– А почему вы все-таки решили, что это то самое состояние сомати?
– Понимаешь! – от волнения Москалев даже не заметил, как перешел со мной на «ты». – В состоянии сомати тело человека не просто неподвижно. Оно становится неестественно твердым и холодным. Намного тверже обычного трупа. Температура снижается до плюс четырех градусов, хотя среднестатистический homo sapiens11 умирает от переохлаждения уже при плюс двадцати, обменные процессы сводятся к нулю. Исследования подтверждают, что некоторые йоги способны «отключать» сердце, замедлять дыхание, влиять на гормональные процессы. Но это только на время и не полностью. Все эти признаки мы обнаружили у твоего отца. Возможно, двенадцать лет назад тебе было не до того, и ты бы пропустил мимо себя эту информацию. Вот, посмотри. Еще «Комсомолка»12 писала об этом в 2002 году.
Сергей Валерьевич достал из стола потертую газету и протянул ее мне. Я прочитал выделенный маркером текст:
«В сентябре 2002 года на кладбище под Улан-Удэ вскрыли могилу с телом ламы Итигэлова, умершего 78 лет назад. Медэксперты, присутствовавшие при эксгумации, были потрясены: тело российского Будды вовсе не походило на труп, пролежавший в земле почти восемь десятков лет. Его кожа была мягкой, без каких-либо признаков разложения, хрящевая ткань сохранилась идеально: нос, уши – все было на своих местах. Глазные яблоки не вытекли, пальцы рук и локтевые суставы были подвижны».
– Круто! – только и смог выдавить из себя я.
– Наверное, нам пора спуститься вниз, – тихо сказал врач.
Я все понял и поднялся.
Мы прошли по коридору и оказались у лифта.
Врач что-то рассказывал про госпиталь, но я слушал вполуха – все, что напрямую не касалось моего отца, было для меня совершенно не важно на данный момент. На подвальном этаже мы сделали «пересадку», поменяли лифт, и тут стало ясно, что верхние этажи – это лишь верхушка айсберга. Основная часть лаборатории находилась внизу.
Минус пятый, минус восьмой…
– Нам еще далеко? – нарушая молчание, поинтересовался я.
– Еще два. Этот блок находится на самом нижнем уровне. Там проще поддерживать условия – затраты оптимизируем, – улыбнулся полковник.
– Знакомая тема!
– Мы знаем! – сказал врач. – Прежде чем везти сюда, они все про вас узнали. Так что не удивляйтесь.
Я пожал плечами – вообще-то удивляться сегодня было чему.
Мы приехали. Прошли блок охраны, рамку, весы и еще какой-то странный агрегат, напоминавший электрический стул. И опять долгий путь по гулкому коридору. А в конце лаборатория.