В то утро я вошел в свой тесный кабинет в “М Мэгэзин”, а за моим столом сидела и плакала Хейли. “О”, – сказал я то, что обычно говорят, обнаружив у себя за столом прекрасную незнакомку в слезах.

Она подняла на меня полные слез глаза, высморкалась в скомканный платок и спросила:

– Не могли бы вы вернуться через несколько минут?

Хейли была заместителем директора отдела рекламы, я – редактором и ведущим рубрики, а это значит, что наши пути редко пересекались. Но я знал, кто она, и даже успел слегка и ненадолго ею увлечься. Все-таки она была красавица, старше меня, и занимала в компании руководящую должность. Но сейчас она рыдала за моим столом, а ничто так не действует на внутреннего белого рыцаря, как вид плачущей женщины. Поэтому я вышел из кабинета и закрыл дверь, чтобы дать ей побыть одной и не пустить потенциальных соперников – других белых рыцарей; я не был готов к поединку. Я немного прошелся, а на обратном пути купил два кофе. Я не пью кофе, но, как сказала мне однажды старая подруга, иногда нужно притвориться на благо человечества. Когда я вернулся, Хейли красилась. “Вот”, – произнес я, поставил перед ней чашку кофе и прислонился к стене.

Она улыбнулась мне сквозь последние слезы, она была расстроена, встревожена и казалась не такой уж неуязвимой – а это все, что нужно с красавицей: легкая трещинка в ее броне, которая дает мужество подкатить с ухаживаниями. В противном случае слоняешься вокруг, словно пожиратель падали, и смотришь, как к ней приближаются другие хищники.

– Спасибо, – проговорила она признательно и сделала глубокий глоток. – Кто вы?

– Я Дуг, – ответил я. – Это мой кабинет.

– Хейли.

Мы через стол пожали друг другу руки. Ее ладонь была маленькой и мягкой, на обкусанных ногтях не было лака.

– Простите меня за вторжение. Мне сегодня утром что-то не везет.

Я махнул рукой.

– Жаль, я не знал, что вы придете. Я бы купил пончиков. И носовых платков.

Она ухмыльнулась.

– Вообще-то это на меня не похоже.

– Вы не виноваты. Я всегда так действую на женщин.

Ухмылка превратилась в полноценную улыбку. У нее была потрясающая улыбка – теплая, невероятно трогательная, увидев ее, я ощутил приятное покалывание в паху. Женщины вроде Хейли никогда мне так не улыбались. Они обычно одаривали меня вежливой мимолетной улыбкой, похожей на аварийный сигнал, который как бы говорил: “Едем дальше, здесь не на что смотреть”. Но Хейли сказала:

– Я не хочу возвращаться к себе в кабинет.

– Так оставайтесь здесь, – предложил я.

– Но я не хочу мешать вам работать.

– Знай вы меня получше, вы бы поняли, насколько это смешно.

Она задумчиво посмотрела на меня. У нее были длинные светлые волосы медового оттенка, кожа, словно светящаяся изнутри, и темно-карие миндалевидные глаза. Разговаривая, Хейли широко раскрывала глаза и красиво прищуривалась, когда улыбалась.

– У меня сегодня день рождения, – сообщила она.

– Поздравляю.

– Спасибо.

– Дни рождения – это нелегко.

– И не говорите.

– Сколько вам лет?

– Тридцать шесть. Я в разводе. И еще я мать двенадцатилетнего трудного подростка.

– Вам столько лет, на сколько вы себя чувствуете.

– Тогда мне полтинник.

– Для полтинника вы выглядите потрясающе.

Она улыбнулась.

– Все оказалось не так, как я думала, понимаете?

– В тридцать шесть лет?

– В жизни.

– А, в жизни, – произнес я так, как это мог произнести кто-то мудрее меня. – Не будем об этом.

Она ухмыльнулась.

– Сколько вам лет?

– Двадцать пять. Но чувствую я себя на двенадцать.

Она фыркнула от смеха, но мне это все равно понравилось, и я не прерывал ее, а потом она начала рассказывать мне о разводе, о своем проблемном сыне и неудачах с мужчинами. Ей было тридцать шесть лет, она развелась с мужем и в одиночку воспитывала ребенка. Мне было двадцать пять, и я все еще ждал, что в моей жизни что-то произойдет. Мы жили в параллельных мирах, но внезапно очутились вместе на нейтральной территории моего кабинета. Дело не в том, что она была слишком взрослой для меня: она была слишком красивой, слишком печальной, слишком мудрой и, в общем, слишком искушенной для такого, как я. Но что-то произошло, какой-то сбой во вселенской гармонии, и мы смогли приподнять завесу, разделявшую наши миры, мы болтали и смеялись, Хейли была мила, остроумна, ранима и чертовски прекрасна – за такую красоту не жалко и голову сложить.