– Наташа, вернись!
Дергаю сильней, дверь открывается, и я вываливаюсь в коридор. Делаю несколько шагов, опираясь на стену, медленно сползаю на пол и начинаю плакать.
***
Я не только мужу не сказала, что еду сюда. Маме тоже. Она бы стала нервничать. И ревновать. Мама любила меня за двоих, но и этого было мало. Я росла жадной до чувств. В пятом классе влюбилась в учителя физкультуры просто потому, что он говорил, что я хорошо бегаю и смогу участвовать в городских соревнованиях. Меня на них так и не послали, кстати. А я все равно представляла, как первая прорываю ленточку на финише, – я почему-то думала, что там обязательно должна быть красная ленточка, как в фильмах. Наш физрук вручает мне медаль, помогает встать на пьедестал и говорит: «Ты лучшая спортсменка, которую я видел в жизни». Никто не отнимет у меня эту победу, пусть я и прожила ее лишь в своей голове.
Я много чего прожила лишь в своей голове. Зачем я смотрела все эти посты в его соцсетях, ночами, когда уже выключала свет? Я столько речей проговорила про себя – вот отличный шанс произнести хотя бы одну из них. А я не хочу. Размышления прерывает знакомая мелодия звонка – где мой телефон? Охранник унес его с собой, когда сбегал. Поднимаюсь с пола – силы ко мне потихоньку возвращаются, и это радует, – иду под слова «…cause it's another day for you and me in paradise». Я оценила иронию, ага. Телефон лежит на столе охраны, даже поставлен на зарядку – какой, однако, ответственный толстяк: меня бросил, а о смартфоне позаботился. На экране высвечивается «Любимый Муж». Успеваю взять трубку.
– Ну, сколько до тебя дозваниваться? Привет, прости, я быстро. Еду сегодня в срочную командировку в Питер. Ты не кричи! Только сейчас решили, заказчик зверствует, требует презентацию провести вечером. Что-то у них там по срокам…
– Ты не придешь домой?
– Нет, Наташ, не приду, видишь, как все получается.
– Ты так спокойно об этом говоришь?
– Нет, не спокойно. У меня тут сумасшедший дом на работе, давай мы поговорим об этом позже.
– Эта работа разрушит наш брак, если он для тебя что-то значит.
– Послушай, не обязательно каждый день держаться за руку и, не знаю, устраивать эти семейные ужины или ходить в гости… Ну ты понимаешь. Меня не будет пару дней.
– Обязательно, Саша!
Обрываю звонок. Как и в предыдущий раз, охранник выкатывается из того же дверного проема, только без куриной ножки в руке, и от этого мне почему-то становится обидно.
– Я звонил в полицию, – бурчит он обиженно, – рассказал им про воскресшего вашего, они сказали, чтобы я больше не пил. Перезвонил второй раз, орали и обещали составить протокол.
– И это все, что ты можешь?
– А что я? Я нанимался мертвых сторожить, а не это вот все.
– И что теперь делать будешь?
– Сменщика дождусь – будет его забота.
Он собирался закрыть дверь в каморку, когда я спросила:
– Вы разводились?
– Что?
– Разводились когда-нибудь?
– Дважды.
– Почему?
– Разочаровался. Одна плохо готовила, вторая много болтала, – противно смеется.
– А дети?
– Двое. На дачу ко мне летом приезжают. С внуками уже.
– У меня никогда не было дачи.
Охранник что-то отвечает, но я не слушаю. Грызу заусенец и понимаю, что в эту проклятую комнату с железными столами и битым кафелем мне все же придется вернуться.
***
– Я пришла убедиться, что ничего к тебе не чувствую. Получил ответ?
Он сидит в такой же позе, в какой я его и оставила. У меня получилось немного свыкнуться с реальностью, и теперь она почти не пугает. Его тело твердое, угловатое, неестественное – он весь большая нелепая кукла. Может быть, я и смогу произнести ту речь, что репетировала много лет в своей голове.