Существование и развитие жизни на Земле, читай – Природы, а значит, календаря, невозможно без дивной небесной механики: солнца, луны, звезд. И, конечно, без воздуха.

Рассказывая о солнце, автор находит неожиданные исторические факты – от европейской политической мифологии «короля-солнца» до различных интерпретаций библейского рассказа о сотворении света. Вы узнаете, как объясняли появление солнца и его свойства известные богословы – Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Дамаскин, а также ученые – Декарт, Ньютон, Георгий Корессий.

Для раскрытия темы луны в искусстве автору понадобился целый «букет» из живописной двойчатки Поля Дельво «Фазы луны», «Преображения» Рафаэля, «Аркадии» Пуссена и двух стихотворений Мандельштама «Царское Село» и «Приглашение на луну».

Рассказ о «звездном календаре» иллюстрируется романсовым стихотворением Иннокентия Анненского «Среди миров, в мерцании светил / Одной Звезды я повторяю имя…» Ключ к сюжету – мерцание: светильников, драгоценностей, с которыми бы сравнивались звезды, светлячков, пугающих живым и нарочитым светом, ярких звезд в воде и каплях росы, закатного солнца и, конечно, света звезды Астры. От космического пейзажа автор переходит к садовому, где среди всеобщего осеннего умирания одна астра оказывается единственным доказательством бытия среди всеобщей смертности. Так автор подходит к предпоследним листкам календаря, к «третьему» возрасту, к завершению круга жизни и увяданию Природы. Но конца нет! Жизнь развивается по спирали. Солнце вновь взойдет завтра. За зимой вновь наступит весна. У людей вновь будут рождаться дети. Жизнь, природа, космос – все бесконечно.

На русском лубке, имеющем, конечно, западные прообразы, мы видим, как Весна в короне держит в руке цветок, Лето в короне – рог изобилия, Осень в виноградном венке – сосуд и чашу, а Зима в теплой шляпе – свечу. Весна и лето – лучшее время для войн, для распространения власти и влияния, поэтому короны здесь более чем уместны, тогда как осенью приходится заниматься урожаем, а зимой – собственным обогревом. Заметим, что все времена года производят готовые вещи: готовую красоту цветка, готовое изобилие, готовое вино, а не просто собранные грозди, и горящую свечу, а не, скажем, заготовленные дрова. Созерцая времена года, важно видеть не какие-либо сопровождающие их обычные явления, но результаты, которые и оцениваются зрителем эмоционально как наиболее уместные.

«Круглый год». Лубок. Конец XVII – начало XVIII века

Альфонс Мария Муха много раз изображал времена года в виде четырех декоративных панелей. В его подходе важно, что каждое время года – не просто некоторое число опознаваемых признаков, но и превращение этих признаков в инструмент преображения жизни в искусство. Например, весной прилетают птицы, и в декоративном произведении Мухи они играют на струнном инструменте, который выступает «посредником» между реальными наблюдениями (прилет и пение птиц) и аллегорией (весна в образе женщины). Инструмент «работает» здесь как одна большая метафора, объединяющая реальность музыки и щебета и предельно отвлеченное переживание весны как сезона музыкального вдохновения. Лето Мухи украшено маками, внушающими полуденный сон – летняя сиеста, забвение под действием пьянящего мака, торжество алой яркости и пыла солнца – всё это оказывается объединено одной метафорой лета как апофеоза жара, изнеможения и вдохновенной сосредоточенности. Осень не просто собирает виноград, но держит блюдечко с готовым вином: все этапы приготовления напитка соединены в одном символе спокойной зрелости, неспешного чаепития или винопития: осень требует подводить итоги, довольствоваться получившимся и мыслить все производство как завершенное в своей цели. Наконец, Зима, ежась от холода вместе с птичками, выставляет лодыжку, напоминая, сколь уязвим человек, сколь на самом деле кратковременна его жизнь: идея зимы как старости, идея хрупкости человека и идея бесприютности объединены, напоминая, что смерть поджидает в любом возрасте и надо уметь согреться в холоде вселенной. Как написала О. Седакова: