Отдельные возможности были у граждан, обладавших иностранной валютой. Моряков загранплавания, работников советских загранбанков, дипломатов, живших за рубежом, авторов, получавших зарубежные гонорары, а также технических специалистов, которые отправлялись в длительные зарубежные командировки (скажем, строить заводы, плотины и электростанции в странах социалистической ориентации). Эти счастливчики могли привозить дефицитные зарубежные товары и перепродавать их в СССР (в том числе легально, через комиссионные магазины) по высоким ценам. А могли привозить валюту и менять ее у государства на специальные сертификаты (чеки «Внешпосылторга»), по которым приобретали дефицит (от кооперативных квартир и автомобилей до бытовой техники, одежды, продуктов питания и даже не имевшихся тогда в СССР полиэтиленовых пакетов) в магазинах «Березка» (в России), «Капитан» (в Украине) и «Ивушка» (в Белоруссии), не торговавших на рубли. Возможен был и промежуточный вариант: купить товары на чеки в «Березке» и тут же сдать по значительно более высокой цене в комиссионный магазин [Иванова 2017].

Простых советских людей в «Березку» не пускали. Однажды артист Валерий Золотухин (не совсем уж простой обыватель) попытался припасть к родной «Березке», чтобы просто взглянуть на прилавки, и был жестко отшит охранником со словами «Товарищ, не добивайтесь себе неприятностей» [Золотухин 2007: 37].

Источник валюты при обмене на чеки, естественно, проверяли в целях борьбы со спекуляцией. На этот счет был сочинен даже садистский стишок: «Маленький мальчик доллар нашел, / Спрятал в карман и в „Березку“ пошел, / Долго папаша ходил в Комитет, / Деньги вернули, а мальчика – нет» [Иванова 2017: 210]. На деле было все же не так страшно. Один мемуарист описывает, как зашел в «Березку» с маленьким сыном, случайно нашедшим мелкую индийскую банкноту возле ленинградской интуристовской гостиницы «Прибалтийская». Швейцар и милиционеры тут же потребовали покинуть помещение, а увидев валюту, стали еще и угрожать наказанием за ее незаконное хранение. Неудачливым покупателям пришлось ретироваться, благо «добрые» служители закона не настаивали на возбуждении уголовного дела [Сирота 2015: 140–141].

Но тем, кто имел законные валютные доходы, эти заработки позволяли жить лучше, чем основной массе населения. Например, отец председателя Ленсовета Александра Беляева был механиком Балтийского морского пароходства, ходил за рубеж и в итоге очень много зарабатывал. Он подарил своему сыну автомобиль, когда тот был еще только на втором курсе (по тем временам – немыслимая роскошь для студента). Семья имела все необходимое и жила настолько хорошо, что друзья спрашивали Александра: «Почему ты не любишь социализм? Ты же с ним в жизни никогда не сталкиваешься» [Беляев, интервью].

Впрочем, некоторые известные человечеству продукты не были доступны вообще никому, поскольку СССР их не производил и не импортировал. Как-то раз поэта Пригова, оказавшегося в Америке, хозяева поразили неким диковинным фруктом.

Столь же диковинным плодом для жителей СССР являлось киви. Один крупный российский менеджер вспоминал, что впервые услышал про него лишь в конце 1980‑х [Хоффман 2008: 89]. Не то чтобы попробовать, даже узнать о существовании этих заморских чудес в Советском Союзе было трудно. Я тоже тогда ни про киви, ни про авокадо не слышал. Но однажды в книжке прочел о существовании такого продукта, как йогурт. Понял, что он, по-видимому, из «племени» молочнокислых. Но получил возможность попробовать лишь много лет спустя.