Бабка что-то забыла и решила вернуться домой. Открыв дверь, она увидела картину, которую не сразу поняла. На кровати сидел Вовка и держал табуретку, на которой танцевал я. Как она позже сказала, именно так это выглядело со стороны. Сначала она не подумала ничего плохого. Вернее, даже не успела подумать о плохом. Времени на это у неё совсем не оставалось. Плохое случилось буквально через несколько секунд.
На скрип двери мы вместе с Вовкой машинально обернулись. Вовке было проще. Мне же приходилось это делать одновременно с попытками поймать баланс на табуретке. Я даже каким-то образом успел подумать в тот миг, что могу выступать с тем самым зайцем в цирке. Он курит, я эквилибрирую и танцую на неустойчивой табуретке. Публика аплодирует стоя.
У Вовки, скорее всего, сработал условный рефлекс. У меня тоже, но реагировать мне было сложнее. Вовка буквально в секунду подскочил на кровати и просочился между бабкой и стеной к спасительному выходу. У меня же вариантов было немного. Потеряв дополнительную опору, мой танец на стуле достиг своего апогея, но аплодировать мне никто не собирался.
При очередном колебании стул выскочил у меня из-под ног. Вместо того чтобы просто упасть, я успел схватиться руками за часы. Это отсрочило моё падение, но ненадолго. Через мгновенье я уже летел на кровать с часами в руках. Во время приземления, а может быть, в полёте, я, видимо, задел стрелки на часах или в них что-то само сместилось. Я тогда не сильно об этом задумывался. Я только помню, как плюхнулся на кровать. Лежу на спине, в руках передо мной часы. Резные дверцы открываются, и кукушка начинает свой отсчёт. В тот момент мне стало очень страшно. Мне уже было неинтересно, как там кукушка определяет время. Мне казалось, что она пытается дотянуться до меня и выклевать мои глаза за то, что мы с Вовкой нарушили её покой. С каждым её «ку-ку» я пытался всё дальше отодвинуть её от себя, но кукушка каким-то образом выскакивала всё ближе и ближе к моему лицу…
Инстинкт самосохранения сделал своё дело. Хотя это утверждение спорное. В какой-то момент я просто отшвырнул часы с кукушкой в сторону и они, перелетев через кровать, грохнулись перед бабкой на пол. Сделав своё последнее «ку», кукушка вывалилась из часов, как язык у загнанной собаки, и замолчала.
Бабка не знала, как реагировать. Она смотрела то на меня, то на остатки часов и уже мёртвую, скорее всего, кукушку. То, что она мёртвая, это я так думал. Ещё мне подумалось, что вряд ли будет оправданием то, что я просто защищался. Я успел сообразить, что, пока до бабки доходит масштаб содеянного, у меня есть секунд пять. Может, чуть меньше…
Вовку я нашёл за баней. Мы как-то условились, что если нам вдруг придётся разделяться, уходя от погони, то встречаться будем за баней. Вот такой случай как раз и представился. Я рассказал Вовке, что кукушке пришёл полный капец, но это была самооборона. Вовка сначала не понял, но когда я рассказал ему, как кукушка хотела выклевать мне глаза и я швырнул её на пол, он задумался.
– Думаешь, поверит? – посмотрел он на меня.
– Думаю, прибьёт, – не сомневаясь, ответил я.
Сидеть за баней можно долго, но желудок рано или поздно требует своё. Мы даже с Вовкой решили, что тайное место встречи надо заранее подготавливать. Принести сюда каких-нибудь баранок или сухарей. В идеале ещё конфет. Я просто уверен был в том, что этим летом мы не раз будем тут встречаться. С виноватым видом побитых собак мы возвращались домой. Я на всякий случай держался за глаз, прикрывая его ладонью. Решил придерживаться версии, что кукушка сама на меня напала.