Примерно такие же заявления написали все, кроме академика Павла Бунича, который, как проректор Академии по науке, тоже состоял в нашей первичной парторганизации. Он сказался больным, на собрание не пришел и из КПСС, соответственно, не вышел. Впрочем, кроме сотрудников нашего института, подобных «резких движений» в Академии больше не делал никто. Всего через два-три дня, начиная с 23 августа, в стране появилось несколько миллионов «сознательно расставшихся с КПСС». Но 19–20 августа, на гребне власти ГКЧП, как мы помним, многие сдували пыль со своих партбилетов. И отказ от членства в партии именно в этот момент требовал определенного мужества, пожалуй даже многократно большего, чем за два-три месяца до того. Мы, кстати, на собрании разрешили не выходить из партии одной сотруднице, которая страшно боялась ГКЧП и возможных последствий и говорила, что ей обязательно нужно посоветоваться с мужем.

После собрания все «новые беспартийные» поручили нашему партсекретарю сообщить о своем решении в райком и руководству Академии, а сами дружно пошли к Белому дому и всю ночь с 20 на 21 августа были там. Гайдара провели внутрь. Наш давний приятель Алексей Головков, в тот момент помощник Бурбулиса, повел Егора к нему, а мы всю ночь пробыли на улице, под дождем, в ожидании штурма, в ожидании чего угодно, в том числе и самого худшего. Это уже потом пошли разговоры, что ничего серьезного там и быть не могло, что это был фарс, сговор. Но когда я стоял под стенами Белого дома, и слышал самую натуральную стрельбу, и видел трассирующие пули над Садовым кольцом, фарсом это совсем не казалось. Как сейчас помню запруженную народом площадь и объявление по громкой связи, что сейчас пойдут танки и надо приготовиться к отражению атаки.

А там, нужно заметить, была самая натуральная мышеловка, потому что на пути возможного отхода для защиты от прорыва соорудили баррикады. Мы с Володей Машицем даже стали смотреть, где в крайнем случае можно будет перелезть через забор, чтобы не быть раздавленными танками или толпой. Помню также, что, когда объявили о скором начале штурма, меня охватило какое-то странное чувство облегчения. Все-таки лучше хоть какая-то отчаянная борьба, даже без шансов на победу, но лишь бы не это ожидание чего-то неясного, но явно скверного.

В ту ночь произошла трагедия с одним нашим молодым сотрудником, который работал у меня в отделе. Когда объявили, что начинается штурм, я увидел его совершенно ошалевшие глаза и понял, что дело неладно, здесь не просто страх. Он действительно сошел с ума, заболел тяжелым психическим расстройством. Вскоре у него появились все признаки мании преследования. Парню все время казалось, что за ним следит КГБ. Такая форма шизофрении, открывшаяся через несколько дней. В ту ночь и впоследствии я как мог опекал парнишку (по понятным причинам не хочу называть его имя). Человека подлечили, я даже взял его в министерство, но время от времени эти приступы у него повторяются до сих пор.

Это своего рода «военная лирика», а с точки зрения будущего для нас важным итогом стало личное знакомство в ту ночь Гайдара с Бурбулисом. Расскажу забавный эпизод. Утром, когда мы около шести часов уходили от Белого дома, Гайдар по поручению руководства обороны попросил меня подумать, что можно попытаться сделать в Москве, чтобы парализовать деятельность путчистов, поскольку системы связи и информации оказались в их руках. Думаю, что до того случая никто и никогда не давал поручение академическому ученому подумать о делах, мягко говоря, не имеющих прямого отношения к экономической науке. Но я у Гайдара в тот момент был как бы единственным человеком, кому он мог дать такое задание, поскольку считался лучшим специалистом по конкретным экономическим проблемам. Я сходу предложил отсечь путчистов от систем физического жизнеобеспечения: постараться как-то отключить от Кремля электричество, воду, а главное – канализацию. Логика у меня была простая: резервные системы электро- и водоснабжения наверняка есть, а вот относительно канализации – не факт. Гайдар попросил срочно составить записку на эту тему. Слава Богу, мои изыскания в этой специфической области не пригодились, потому что к концу дня путч бесславно закончился. И вечером мы устроили в институте маленький сабантуй в честь победы над ГКЧП.