Во главу угла встал вопрос: а кто эту программу будет реализовывать? Все понимали, что правительство Лобова радикальную экономическую реформу провести и не сможет, и не захочет. По воспоминаниям того же Сабурова, там в это время совершенно серьезно обсуждали проблемы заготовки витаминной хвойной муки и повышения яйценоскости кур, делили какие-то остатки металла и цемента; словом, действовали как старое доброе советское правительство, только в российском варианте. Да и юридически за неудовлетворительную работу это правительство уже было отправлено Верховным Советом России в отставку и исполняло свои обязанности лишь формально, в ожидании, когда президент сформирует новый кабинет.

В этот момент в коридорах власти проговаривался как бы совершенно естественный вариант, что экономическую команду правительства должен возглавить Явлинский, бывший тогда, что называется, на слуху. Григорий Алексеевич был назван и был призван. Но здесь, наверное, сыграли роль какие-то его личные амбиции или осторожность. К нашей программе Явлинский не имел никакого отношения, являясь в тот момент заместителем Ивана Степановича Силаева в союзном правительстве. Явлинский уже тогда рассматривал себя как кандидата в президенты или как минимум в премьеры России, во всяком случае в перспективе. И зачем же ему было ввязываться в это тяжелое и неблагодарное дело экономических реформ, портить свой имидж принятием совершенно непопулярных мер? В то время все (включая нас) были уверены, что первое реформаторское правительство проживет не больше двух-трех месяцев. Оно должно будет расчистить завалы обанкротившейся планово-административной экономики, осуществить тяжелейшие меры по созданию предпосылок для рыночной экономики, включая непопулярную, но неизбежную либерализацию цен. Словом, выполнить грязную работу и уйти, освободив место для следующей команды, которая уже будет, собственно, строить рынок.

И Григорий Алексеевич, видимо, не горел большим желанием расхлебывать эту не им заваренную кашу, радикальными непопулярными мерами спасать полностью разваленную к осени 1991 года экономику (что по-человечески совершенно понятно), а предпочитал подключиться на следующем, более благодарном и спокойном этапе. Мы тогда по его поводу сразу вспомнили старый и довольно грубоватый анекдот про цирк, заканчивающийся словами: «В общем, первый ряд в дерьме, второй ряд в дерьме, даже галерка тоже, и тут выхожу я весь в белом».

Когда рассматривался вопрос о том, чтобы Явлинский возглавил экономический блок Правительства России и взялся за претворение в жизнь радикальных реформ, Григорий Алексеевич поставил достаточно жесткое условие, что должен быть премьер-министром, и не меньше. При тогдашнем раскладе политических сил это условие почти априори было неприемлемым, и Явлинский об этом не мог не знать.

Тогда же естественно возник и другой вопрос: если имеющаяся и уже озвученная президентом программа радикальных реформ написана одними экономистами, то почему во главе команды надо ставить совсем другого человека, хотя и известного экономиста? Бурбулис попытался найти компромисс: мол, пусть Явлинский будет вашим начальником, но «управляемым», то есть будет слушать и слушаться всех нас и не будет лезть в политику. Последнее для Бурбулиса было особенно важно.

Помню наш ночной разговор на 15-й даче, куда Бурбулис приехал после Госсовета и сообщил нам, что провел переговоры с Явлинским и что утром должен состояться следующий разговор. Явлинский, по его словам, соглашался на такой вариант: номинально он станет во главе, а на самом деле будет подчиняться Бурбулису и нашей команде. Возникла небольшая пауза. Первым среагировал Костя Кагаловский, сказав: «Вы, конечно, можете договориться с волком, что он серых зайчиков будет кушать, а белых не будет. Но эта договоренность будет действовать лишь до тех пор, пока вы не откроете клетку». И мы все стали убеждать Бурбулиса, что эти договоренности – блеф Явлинского. С тем Бурбулис и уехал.