Он говорил совершенно серьезно, и это была наша последняя с ним встреча.

Я был молодым начинающим психологом с горой личных переживаний о собственных профессиональных, социальных и романтических достижениях. Мой пациент сделал мне настоящий подарок. В тот день я понял, что каких бы высот я ни достиг, тенденция сравнивать себя с другими никуда не денется – я просто начну выбирать новых людей, с которыми буду соревноваться. Конечно, мы не будем сравнивать себя с людьми другого с нами ранга или статуса – адвокат никогда не станет профессионально конкурировать с уборщицей, молодая фотомодель не станет соперничать с пожилой женщиной. Мы сравниваем себя с теми, у кого есть немного меньше или больше того, что уже есть у нас. Воображаемые соперники будут меняться, но наше неустанное беспокойство по поводу нашего положения в стае никуда не денется.

Эта озабоченность «успехом» заставляет нас постоянно сталкиваться с трудностями, потому что где-то мы выигрываем, а где-то – наоборот. Однажды, говоря об этом на одном из моих семинаров, я спросил: «Есть в зале те, кто всегда выигрывает?» Руку поднял один человек. И я подумал: «Лучше с ним не сталкиваться в столовой за обедом». Мы не только проигрываем или выигрываем небольшие ежедневные соревнования, в которых сравниваем себя с другими, но еще и заболеваем, стареем (опять же, если повезет) и умираем.

Давайте будем честны: большинство из нас сможет перечислить довольно много пунктов в обеих колонках, если постарается. Есть ли что-то общее между всем, что вы отметили? Ради интереса попробуйте проанализировать, связано ли это как-то с пунктами, которые вы перечислили в упражнении Критерии оценки.

Хотя все мы озабочены своим статусом и авторитетом в «стае», каждый из нас оценивает этот статус по-разному. Наш опыт побед и поражений зависит от того, как мы себя идентифицируем. Мы рассмотрим этот вопрос подробнее в главе 6, где будем говорить о развитии осознанности для оценки своих ментальных привычек (особенно тех, которые выходят из-под контроля, когда мы чувствуем себя побежденными или подавленными).

Итак, что мы имеем: мы умные приматы, которые инстинктивно запрограммированы на то, чтобы искать удовольствие и избегать боли, параллельно пытаясь повысить свой авторитет в стае и выжить в мире, где болезни, старение и смерть, наряду со множеством других мелких разочарований, неизбежны. Вдобавок ко всему, у нас есть уникальная способность все время представлять себе, что что-то идет не так. Удивительно, что мы не находим жизнь еще более трудной, чем нам уже кажется.

Будто бы этого было недостаточно, эволюция наградила нас еще одним встроенным адаптивным механизмом, который помогает нам выживать, но усугубляет при этом все наши проблемы, – предрасположенностью к любви. И если взрослые – это жалкое подобие животных в условиях дикой природы (без зубов, меха и когтей), то дети еще более уязвимы с точки зрения выживания. Человеческий младенец не продержался бы и нескольких минут в джунглях или в саванне без родителей. К счастью, мы развили мощные эмоциональные реакции, которые побуждают нас заботиться о своих детях, а детей – искать помощи и защиты у родителей. Родственные чувства связывают сексуальных или романтических партнеров, объединяя их в пары, большие семьи, племена или более крупные социокультурные группы. Они позволяют нам заботиться друг о друге и защищать друг друга, увеличивая тем самым наши шансы на выживание.

Но эти эмоции связаны с большим количеством болезненных переживаний. Помимо того, что мы постоянно думаем о поиске удовольствия и избегании боли для себя, нам еще приходится переживать о благополучии наших близких. У меня есть пациент, который недавно стал отцом. Долгое время он боялся этого. Виной тому была чрезмерная эмоциональная чувствительность. Он глубоко переживал каждое приятное или болезненное событие и жил в постоянном страхе разочарования. Мысль о том, что теперь ему придется переживать не только за себя, но еще и за своего сына, была почти невыносимой.