Странное заявление, восклицает Бурт. Все вокруг жалуются на трудности, вспоминают китайское проклятие «Чтоб ты жил в эпоху перемен!», ностальгируют по твердой руке, а тут вдруг нашелся чудак, который радуется безвременью.
Так думал корреспондент, поднимаясь на второй этаж Дома книги на Новом Арбате, заинтригованный радиообъявлением о встрече с одним из видных представителей «литературы факта» в современной России. Когда он подошел к столику, Зенькович в окружении книголюбов развивал мысль, столь удивившую меня своей неожиданностью.
Бурт приводит мои слова, записанные на его диктофон. Почему я люблю смутные времена? Потому что они рай для писателя. Нет повелевающего голоса сверху, каких героев считать любимыми, а каких нелюбимыми. Нет требований стать в своих оценках и выводах на чью-то сторону. Ну, как не воспользоваться предоставленной возможностью и не попытаться – пусть даже торопясь, порой клочковато – хотя бы частично восполнить недостающее звено в понимании недавнего прошлого?
«Пока не отнята беспристрастность в оценках?» – вступил в беседу корреспондент, когда очередь за автографами слегка поредела.
Конечно. Настоящая история не допускает деления героев на любимых и нелюбимых. Когда восхищались Лениным, это была не история. Когда сегодня ругают Сталина, это тоже не история.
«А что же тогда история?» – спрашивает журналист и приводит мой ответ, правда, в сокращении. История, на мой взгляд, это, прежде всего, понимание того, что каждый герой, каждый государственный деятель – отражение своего времени. Понимание того, что ими двигало.
«Но ведь история всегда ангажирована, это политика, обращенная в прошлое. Царь, к примеру, был главным цензором „Истории Государства Российского“ Карамзина. Петр Первый лично контролировал, как придворные дьяки описывали его походы. Возможны ли сегодня беспристрастные книги?» – задает вопрос Бурт.
Ответил, что стремлюсь писать именно так. Пожалуйста, вот книга «Маршалы и генсеки» с подзаголовком: «Интриги. Вражда. Заговоры». От Фрунзе до Ахромеева. Впервые исследуется вопрос о том, вели ли советские полководцы закулисные интриги против штатских генеральных секретарей. Стремился ли в военные диктаторы Жуков? Готовил ли заговор против Сталина Тухачевский? Почему расстреляли Берию? Здесь нет ни грана предвзятости. Долго не мог найти издателя. Осмелился выпустить «Русич», вышли уже три тиража.
«„Русич“ – это, кажется, смоленское издательство? – показывает свою осведомленность интервьюер. – А московские что-нибудь ваше выпускают?»
Рассказал, что с московским издательством «Олма-пресс» у меня долговременный контракт. Они уже выпустили три моих книги. «Вожди и сподвижники» имеет подзаголовок: «Слежка. Оговоры. Травля». Это о борьбе за лидерство в высших эшелонах власти СССР. Книга раскрывает закулисные страницы никогда не афишировавшихся личных взаимоотношений между членами высшего партийного и государственного олимпа. Вторая – «Тайны уходящего века». Была ли альтернатива Горбачеву в 1985 году, причины бунта Ельцина в октябре 1987 года на пленуме ЦК КПСС, детали Беловежского соглашения 1991 года. И третья – «Покушения и инсценировки. От Ленина до Ельцина». Это – о террористических актах против первых лиц государства.
«Ваши книги изданы в серии „Досье“. Этим вы подчеркиваете документальный характер своих произведений?»
Да, я готовлю читателя к тому, что мои вещи основаны на архивных материалах, в них нет места ни домыслу, ни тем более вымыслу. Стараюсь насытить книги подлинными документами – есть даже сделанная кремлевским врачом Лидией Тимашук электрокардиограмма больного сердца члена Политбюро Андрея Жданова. Это о пресловутом деле «врачей-убийц».