Девчонки снова захихикали, и только администратор, женщина постарше, резюмировала:

– Значит, в бёдрах 46. А грудь, талия, рост?

Я сосредоточился. Вспомнил, как она на меня снизу вверх смотрит, краснея, и показал на уровне своего носа:

– Макушка ориентировочно тут. И если я — метр восемьдесят два, то она где-то метр шестьдесят шесть получается, – посчитал я навскидку.

– А каблуки?

Вот почему у женщин вечно такие обезоруживающие вопросы? Я что, на Славу Зайцева похож или на этого гундосого с шарфиком в передаче по первому каналу?

– Разве вы не помните, какой высоты ваша девушка обычно носит каблуки, если носит? – продолжала пытать меня администратор.

– Ноги помню, – признался я честно. – Каблуки – нет. Стройные ноги, красивые. А грудь вот такая, – я показал на себе, собрав ладони лодочкой и представив, как в них помещается то, что почти не скрывалось под тонюсенькой маечкой и взволнованно вздымалось под дурацкими офисными шмотками Катерины, стоило мне сказать что-нибудь каверзное.

Я иногда даже забываю, зачем её вызвал. На ходу придумываю. Меня при ней начинает нести, как стэндаппера в камеди-клабе, просто язык становится без костей. Катерина краснеет, а меня несёт. Потому что хочется, чтобы она и дальше разрумянивалась, а то, что под блузкой, рубашкой, свитером или очередным лапсердаком, ещё активнее вздымалось. Причём как ни странно, чем больше одежды на ней, тем больше завожусь. Старею, что ли?

Хотя нет, просто она такая вся свеженькая, не придуманная, не фальшивая, как цветочек в чистом поле. Сразу хочется в собственную вазу поставить. И пусть бы стояла рядышком – глаз радовала. Может, истребовать у отца себе секретаря и Катерину к себе поближе перевести?

Я задумался, глядя в свои ладони. Кажется, в последнее время у Катерины глаза стали ярче. И вся она какая-то вообще... даже не знаю, как определить. Кудряшки эти невинные торчат, пальцы тонкие, фарфоровые, и офигительно женственная неуклюжесть! Я делаю вид, что мне пофиг, но во рту пересыхает...

– Хорошо, с размером приблизительно понятно, – спасла меня от дальнейших мук администратор, – а какое платье вы хотите?

– Синее.

– А именно? Вечернее, для клуба, для работы, повседневное?

– Для светского мероприятия, – с трудом нашёлся я. – Такое, скромное, но не чересчур. И очень красивое...

Через десять минут цирка я устал, а все женщины в магазине воодушевились, даже те, кто к продавцам никакого отношения не имел. Они начали мне подсовывать то одно, то другое и говорить-говорить-говорить. У меня аж в пояснице заломило от желания сбежать, но я выдержал. Я же решил Катерине платье купить! И купил. Выбрал такое, что все дамы восторженно заахали, говоря, как они завидуют моей девушке, какой я классный и щедрый, и внимательный, что их бы мужчины ни за что...

Но моя переводчица, видимо, таких слов не знает. За то, что я хотел преподнести подарок от всей души, в ответ получил отповедь и фырканье дикой кошки. Ещё и чуть не расплакалась. Она точно ненормальная. Вообще не понимаю себя! Другой бы босс уже давно бы уволил такую нахалку, а я с ней либеральничаю.

В висках продолжало тикать, возмущением черепушку сносить. Выруливая на проспект, я понял, что мне надо срочно проветрить мозги. А то до взрыва недалеко. Домой к Маруське такие психи приносить нельзя. К ребёнку только с хорошим — это золотое правило. Как и готовить надо только в хорошем настроении, а то гадость получится.

Я позвонил няне и предупредил, что задерживаюсь. Остановился у Ирландского паба. Вошёл в тёмное чрево, пахнущее пивом, футболом и развратом на одну ночь. Сел у барной стойки, облокотился о поверхность из морёного дуба. Не успел заказать пива, как справа послышался томно воркующий голос: