Джастин навсегда запомнил поздний вечер пять лет назад, когда он скрючился над застывшим микротомом – лезвие занесено, и свежий мозг розовеет в холоде физраствора, а он даже не может пошевелить пальцем и включить мотор. Шестой. Шестой крысёнок за день, а результата нет, нейроны памяти в срезах гибнут. Никчёмность. Стыд ел кожу, щёки чесались. Заглянул Тодд Сектор, уже спешивший к последней электричке – его дом на правом берегу Гудзона, а машину, как многие ньюйоркцы, водить опасается, да и цена парковки на Манхэттене космическая.

– Тодд, прости, не тяну, пора завязывать, мне достаточно. – Джастин как ком из горла откашлял.

– А мне НЕдостаточно.

Завлаб двинул ногой табурет и осел мешком в стальное седло. В тот вечер последняя электричка ушла без него.

Да, Тодда надо спасать! Джастин его правая рука, и методику срезов мозга наладил, и за семь публикаций, написанные им в соавторстве с Тоддом, его прозвали Печатным Станком. Это не Дрыщ, как в старшей школе. Ладно, на Дрыща – запрет! Вновь ожгло, как тогда, когда он явился в класс после первого свидания с девушкой: крутой одеколон, настоящий мужчина, надвинулся, как свой к своей, а она брезгливо отвернулась и фыркнула, чтобы все слышали: «Вонючка! Дрыщ!»

Кабина вновь поползла и остановилась на нужном этаже. Джастин ступил из лифта – хлыстом по ушам лязгнуло стальной дверью западни. Втянул родной запашок неистребимой карболки – антисептика больниц прошлого века. Бросился по белесому линолеуму (как ни полируй мастикой, не смыть чёрные росчерки колёсиков каталок) – тормознул у кабинета «Профессор Т. Сектор», приоткрыл дверь и ввинтился внутрь гибким телом.

Вовремя!

Ухватил обрывок шуточки и быстрый смешок новенькой:

– Уговорили, буду называть вас просто Тоддом!

Сноп света пробил грязь оконного стекла, ударил в глаза. Когда солнце успело выйти? Ведь только что по лужам бежал. В сияющей пыли спиной к Джастину вибрировал длинный женский силуэт, стараясь не опрокинуться под тяжестью рыжей копны волос. Её грива, как гигантская головка калифорнийского мака, светилась в луче, и оранжевые брызги расцвечивали все тёмные углы, и Джастин впервые увидел, что стены замызганы и им нужна свежая покраска, а пол усыпан кипами бумаг от обработанных ненужных графиков. Когда вообще тут убирали

Джастин не сразу углядел Тодда – алая рубашка завлаба слилась с кровавой обивкой его офисного кресла. Кольнуло под ложечкой: это чудо на колёсиках не просто офисное кресло последней модели, а мечта-привет из счастливого будущего Тодда, где не будет ни Джастина, ни этих обшарпанных стен, ни жирной пыли, сквозь которую бьёт сейчас такое рыжее солнце.

Праздничная рубашка, доволен… Ничего, сейчас охоложу его.

Завлаб, наверное, учуял напряжение, исходящее от Джастина, и заёрзал в седле своего комфортного будущего.

– Алиса, знакомься, это Джастин Вэй, аспирант последнего года и хозяин палубы нашего лайнера. Он введёт тебя в курс дела. Проводник по новому миру, так сказать.

Как в замедленной сьемке, девушка начала поворот к нему, оторвав пятки и прокрутив себя на носочках плоских балеток; рука округло поплыла ему навстречу, а большой клоунский рот растянулся в улыбке. Давно ему так не радовались.

Джастин отпрянул, упёрся спиной о дверной косяк и напряг плечи, ноги вдавил в пол, а тело привычно выгнул дугой, скрестил руки и спрятал ладони в подмышки. Застыл, молчал. Рыжие брови Алисы сошлись домиком, на носу проступили веснушки – она вздумала отзеркалить его отскок: шмяк задницей об угол стола – и проехалась по стальной окантовке. Упала бы, но Джастин нырнул, как за теннисной подачей, и подхватил её под рёбра. Не успел додумать, что слишком уж худа, как она отпихнула его и выпрямилась.