Ее новый ухажер немного побыл с нами и, извинившись, умчался на базу делать очередные закупки пива и чипсов, а мы решили остаться в кафе на весь день и получать удовольствие.

У меня уже давно вертелся на языке вопрос об очередном женихе Софии, владельце крупной строительной фирмы:

– Как твой подрядчик поживает?

– Собрался на Запад перебираться. Говорит, там бизнес масштабнее развернуть можно. Теперь не знаю, то ли бросить его, то ли замуж выходить?..

Сомнения Софии меня ничуть не удивляли. Я давно знала о ее сугубо прагматичном отношении к мужчинам. Подруга была в разводе и одна воспитывала семилетнего сына. По глупости да наивности выскочив замуж, она успела сполна нахлебаться горестей семейной жизни, и теперь мужчины были для нее всего лишь источником дохода, средством для добывания денег, не вызывающим никаких чувств. Примерно такими же орудиями являются для художника холст и краски, а для карточного игрока карты. Ни игрок, ни художник не любят свои орудия труда – они любят лишь свою работу, если та приносит немалую прибыль. А моя подруга любила опутывать мужчин сетью своих чар и вытягивать из них деньги, дающие возможность жить в дорогой квартире, носить шикарные шубы и учить сына в приличной школе. Только это ее интересовало, этому она училась, от этого получала наслаждение и в этой сфере деятельности росла как профессионал.

Вот и сейчас ее расчетливый ум прикидывал, какую прибыль принесет предприятие по замужеству и какие она потерпит убытки.

– Ну так выходи за него замуж! – сказала я.

– Не хочу! Нет там ничего хорошего, замужем… – ответила София, хмуро поглядывая на вазу с недоеденным пирожным.

– Почему нет? Богатый муж, отдельная квартира, да не одна, к тому же купит тебе новую машину!

– Да, как же. Ходила я уже туда. Знаю. Пока они тебя замуж зовут, все такие ласковые и щедрые, а родишь ребенка – в ловушку попадешь. Будешь дома лялю нянчить, а он по ресторанам шляться пойдет. Ты ночами не спишь, грудь от постоянного лактоза болит, нервы на пределе, даже в туалет сходить нет времени, а он это не ценит! Понимаешь, мужья – они все большие сволочи!

– Ну, няню заведешь. И домработницу. И будешь с ним вместе по ресторанам ходить, – ответила я, откровенно недоумевая, чего София так кипятится.

Своим непониманием я, видно, задела подругу за живое, и она, злобно распахнув глаза и нервно поджигая сигарету, воскликнула:

– Помнишь Таньку Анохину? Ну, ту, которая у меня домработницей была? Помнишь, она в шапке все ходила. Даже в квартире не снимала. Знаешь, почему?

Я не знала, и тогда София решила раскрыть мне тайну Таниной шапки.

Муж Таньки мог по два-три дня где-то шляться, не появляясь дома, и она решила, что ситуацию нужно менять.

Отправила дочку к бабушке, а сама стала ожидать мужа с работы. Приняла ванну, натерла тело ароматным маслом, надела красивое белье…

Муж пришел с работы почему-то пьяный. Танюха не стала ругаться – ведь решила же семью спасать.

Накормила его ужином и легла в постель. Муж зашел в комнату шатающейся походкой, почему-то опираясь о стену (Татьяна все удивлялась: неужели хмель может держаться так долго – или это совсем не алкоголь?).

Икая и мучаясь постоянной отрыжкой, муж подошел к кровати и грубо крикнул: «Эй, Валька, Ритка, быстро сваливайте отсюда, шлюхи, скоро моя жена придет!»

Сказать, что Таня была удивлена, значит ничего не сказать. Но она почему-то вежливо ответила мужу: «Ваня, ты чего? Ведь это же я, Таня, твоя жена!»

Но Ваня, очевидно, не понял ни слова. Он схватил свою благоверную за волосы да и шмякнул головой об стену…

Наутро, перевязав голову и надев шапочку (дабы не пугать родителей и дочь), Татьяна приехала забрать трехлетнюю Леночку от бабушки. А та стала рассказывать, что малышка почему-то всю ночь плакала и просилась к маме, хотя у нее не было ни температуры, ни какого-то иного недомогания… Что с ней случилось, одному богу известно…