Ярослав отпил темный Guiness и поднял на меня взгляд, от которого мое сердце неожиданно и в миг сжалось в комочек. Вдруг появился какой-то непонятный и неуместный трепет по отношению к этому совершенно чужому мне человеку. «Да что же это такое, и зачем так пристально смотреть на меня. Весь вечер бегали друг от друга глазами, а тут, на тебе, уставился, прям стыда нет! И взгляд какой-то…»

– Что ты делаешь в субботу? – Ярослав исподлобья наблюдал за мной.

– Не знаю,– я неуверенно пожала плечами, но через мгновение уже улыбалась ему всеми 32 зубами, что у меня были,– а ты хочешь меня куда-то пригласить?

«Ты кокетничаешь с ним!» – одернула я себя, сама себя не узнавая.

– Если ты не против. Мы могли бы сходить в цирк, а потом поужинать здесь же.

– Звучит вкусно и познавательно,– продолжала улыбаться я, пытаясь поймать свои мысли, лавиной обрушившиеся на мою голову. «Я категорически против! Просто почему-то не могу это озвучить. Но я против! Скажи – я занята, я не могу, у меня планы.»

– Ну, познавательного там будет мало, но весело и вкусно, я обещаю,– Ярослав сделал знак официантке.– Тогда в пятницу я жду тебя после работы в том же кафе на вокзале.

– Лучше в самом цирке,– я положила мобильник в сумку и, ловким движением застегнув молнию, поймала себя на мысли: «А лучше вообще нигде и никогда. Ты его не знаешь совсем, и знать не хочешь.»

– Хорошо,– Ярослав достал огромную горсть серебряных монет и принялся отсчитывать их по принесенному счету.


* * *


Тяжело. Было безумно тяжело тащить тело этого уродливого албанца с темными кругами под глазами и с длинной грязной от пыли и крови бородой. «Его уши… мне надо найти его отрезанные уши… это будет трофеем. Нет, это будет памятью. Памятью о том, что я отомстил». Ярослав шел, тяжело передвигая ногами и, таща на себе мертвого мужчину, чьи ноги волоклись по земле носками старых обтрепанных ботинок, затрудняя движение. Он сбросил тело на землю у грузовика Югославской Народной Армии и с ненавистью посмотрел на уже начавшее остывать безымянное тело. «Это тебе за Билянку и ее семью, сука.» Ярослав яростно сжал в руке АК-74М и, резко вздернув затвор, хотел нажать на курок, как вдруг увидел, что вместо окровавленного албанца на земле лежит его любимая Биляна. Лежит в такой нелепой и неудобной позе, что он даже потянулся, чтобы выпрямить ее подломанные под себя чуть раздвинутые ноги и освободить почему-то связанные над головой руки… Она была в разорванном зеленом платьице с задранным подолом, темно-красными разводами крови на бледных ногах и в паху. Все тело было усыпано синяками, а от уха до уха тянулась зловещая ножевая улыбка… и только глаза, эти до боли любимые и милые карие глаза были, по-прежнему, широко раскрыты и обращены в небеса…

Ярослав проснулся от собственного вскрика и, вскочив на кровати, долго пытался понять, где он, и почему вокруг тихо и темно. Он включил настольную лампу и только тогда увидел, что он дома, в своей комнате. Сердце колотилось так неистово, что в первую секунду ему подумалось, что оно разорвалось. Лоб был покрыт холодной испариной, а руки тряслись как от недельного запоя. Все тело будто свело огромной судорогой, и ему понадобились минуты, чтобы расслабиться и сделать более или менее спокойные вдохи. «К врачу… мне надо опять идти к врачу, иначе это никогда не закончится. Господи… я уже давно в тебя не верю, но… помоги мне… Господи…» Он судорожно хватанул таблетку реладорма, а затем амитриптилина и запил их стаканом воды. Откинувшись на подушки, Ярослав сделал несколько глубоких вздохов и, немного успокоившись, закрыл глаза и стал ждать пока тяжелый сон прошлого опять не придет к нему…